Книга Дочери Ганга - Лора Бекитт

В сердце Соны будто впилась пиявка.

– У меня есть муж!

– И где он?

Подумав, Сона ответила:

– Нас разлучили злые силы.

– Полагаю, навсегда, – удовлетворенно произнес Бриджеш и добавил: – Впрочем, если он вернется, пусть померяется силой со мной!

Сона представила толпы подчинявшихся ему калек и уродов, то ли человекоподобных зверей, то ли людей, наделенных чертами животных. Облепившие храм Шивы, они напоминали болезненные наросты и язвы. А разве было когда-то, чтобы разложение и смерть не побеждали красоту и жизнь?

– Я подумаю, – прошептала она, пытаясь выиграть время.

– Я уже подумал и решил за тебя! – он повысил голос. – Нынешней ночью ты будешь спать на моей циновке. Жди меня здесь!

С этими словами он удалился, чтобы продолжить сбор дани. Он и помыслить не мог, что она уйдет, разорвав невидимые, но прочные путы.

Сона тоже сомневалась в этом и все же решила сбежать. Она давно собиралась это сделать. Ей была невыносима мысль о том, что когда-нибудь Латика поймет, что ее мать – нищенка, побирушка.

У нее не было денег, значит, оставался один выход: найти работу. Но где? Прежде чем подумать об этом, Сона должна была кое-что совершить.

Ночь они с Латикой провели на гхатах, под казавшейся очень холодной, твердой и сверкавшей, словно алмаз, луной, а перед рассветом женщина спустилась к воде.

Солнце еще не взошло; из-за горизонта пробивались слабые струйки молочно-белого света. Поверхность воды казалась гладкой, как масло, и все вокруг вырисовывалось удивительно четко. Камни хранили ночную прохладу, и их прикосновение к босым ступням было очень приятным.

С дочерью на руках Сона спустилась по ступеням и вошла в реку прямо в сари, как это делали все индианки. Течение пенилось вокруг ее ног, его свежие струи ласкали кожу.

Сона умылась и умыла Латику. То было не просто омовение, а некий ритуал. Ганг пробуждал ее, возвращал чистоту, смывал пелену сомнений, давал силы для новой жизни. Все наносное, все ошибки и страхи вытекали из нее, освобождая место для чего-то иного.

Вскоре Сона шла по улице, подхваченная позабытым ощущением перемен. Легкий ветер словно помогал ей двигаться вперед. Солнечный диск постепенно наливался золотом, и дорога казалась удивительно светлой. Сона прислушивалась к запахам и звукам, вглядывалась в лица людей, надеясь, что судьба подарит ей знак.

Прошло несколько дней, но молодая женщина только и делала, что пряталась от Бриджеша и его приближенных. Работы не было, вокруг лишь толпились люди, зачастую такие же обездоленные, как и она. Чтобы получить хоть какие-то гроши, Сона пыталась просить милостыню у других храмов, но ее оттуда тотчас прогоняли.

На пятое утро, когда она почти отчаялась, ей наконец повезло. Латика хотела есть и потому заплакала, когда они проходили мимо какого-то двора, откуда тянуло аппетитными запахами.

Сама не зная зачем, Сона заглянула внутрь. Какая-то девушка в подоткнутом сари мела дворик короткой метелкой. У противоположной стены, под навесом, на угольных очагах стояли огромные котлы, в которых варился благоухающий пряностями рис. Истекающие потом, несмотря на прохладную рань, мужчины проворно раскладывали на огромных железных листах треугольные самосы, чтобы затем отправить их в печь.

Навстречу Соне вышел мужчина, по виду – старший. У него было волевое, но доброе лицо.

– Что тебе, сестра?

Сона поклонилась.

– Я хотела узнать, нет ли какой работы?

– У меня работают только мужчины.

Сона посмотрела на девушку.

– Это моя племянница, – пояснил хозяин.

– Я бы очень старалась.

Мужчина оглядел ее изящную гибкую фигуру в изношенном, но чистом сари, задержался на красивом лице, потом перевел взгляд на Латику.

– Ты замужем?

– Да, но нас с мужем разлучила война.

– Кто ты?

– Я брахманка.

Мужчина сделал паузу.

– Вижу, когда-то ты неплохо жила.

Сона переступила с ноги на ногу.

– Да, но настали тяжелые времена.

– У тебя ребенок. Он не будет плакать?

– Моя дочь очень спокойная.

Сона сказала правду. Дети тех, кто выпрашивал милостыню возле храма Шивы, редко устраивали истерики. Что-то словно давило на них, сковывало движения, усыпляло эмоции.

– Вижу, сестра, за тебя некому заступиться. Оставайся.

В глазах Соны вспыхнула радость, но она тут же добавила:

– Мне негде ночевать.

– Я дам тебе небольшую комнатку, если ты будешь стараться, как обещала.

Сона поклонилась. Больше всего она опасалась, что этот великодушный незнакомец проявит к ней чисто мужской интерес, но он вел себя вполне пристойно.

Они с Латикой остались у Харшала (так звали мужчину). Он не только продавал еду на улицах, но и развозил ее по домам и различным учреждениям. Даже иные англичане заказывали обеды у Харшала-джи. То было новшество, диктуемое временем, и заведение процветало.

Сона держалась тихо и незаметно. Чистила кабачки, шинковала кинзу, выбирала темные зернышки из риса басмати, отделяла от костей вареное куриное мясо, до воскового блеска протирала фрукты.

Латика крутилась тут же, то съедая яблоко, то обливаясь манговым соком. Она сделалась подвижной и веселой и стремительно развивалась; девчушка росла под тем же солнцем, слышала звуки того же города, но неким образом, казалось, уловила нынешнюю свободу и независимость.

Сона не разговаривала с мужчинами, как и они с ней, разве что по делу. Иногда она перекидывалась парой фраз с Гори, племянницей Харшала, но по большей части жила сама по себе.

Получив первое жалованье, Сона не могла отказаться от того, чтобы купить одежду для Латики и себя. Она выбрала ткань ярко-розового цвета с нежной серебряной вышивкой.

Облачившись в новое сари, женщина глянула в зеркало и прикусила губу. Она была прекрасна! В царстве, которым правил Бриджеш, естественные эмоции и чувства поневоле покрывались невидимой коростой. Но теперь они вновь просыпались в ней.

Случайно увидев ее в этом наряде, хозяин сперва изумленно застыл, а потом поручил Соне отнести готовый обед в дом одного богатого англичанина, захотевшего побаловать гостей блюдами индийской кухни.

Молодая женщина согласилась не без некоторого колебания. С одной стороны, ей хотелось пройтись по улицам, с другой – Сона боялась встретить кого-либо из людей Бриджеша.

Первое стремление победило, и вот она шла, ведя одной рукой Латику, а в другой держа большую тростниковую корзину с едой.

Вскоре Сона покинула ту часть города, где в бескрайнюю даль побережья уходили шаткие дощатые, крытые чем попало сараюшки, меж которых текли зловонные ручьи, где в небо поднимался едкий запах угольных очагов и гниющих отбросов, слышалось блеянье коз, кудахтанье кур и шлепки прачек, отбивавших мокрое белье о большие камни.