Книга Прекрасная Катрин - Жюльетта Бенцони

Он повернулся к Катрин:

– Я глубоко опечален, мадам, что вы вынудили меня прибегнуть к таким средствам. Я отменю приказ, если вы дадите слово, что не сделаете попытки к бегству!

– Я никогда не дам такого слова! Прикажите заключить меня в тюрьму, мессир, это будет достойным венцом наших отношений.

Выпрямившись и гордо вскинув голову, она повернулась и направилась к лестнице в сопровождении солдат, не удостоив Арно ни взглядом, ни словом. Движения ее были автоматическими, и она шла словно во сне, чувствуя, как наливается свинцовой тяжестью голова и сгущается туман перед глазами. У нее было странное ощущение, будто ее приговорили к смертной казни, которая только что свершилась, и теперь она спускается, мертвая, по ступенькам своего эшафота… Катастрофа была такой ужасной, что она не вполне отдавала себе отчет в ее размерах. Она была раздавлена, но еще не успела ощутить боль… Однако смутно понимала, что, когда пройдет оцепенение, мука станет невыносимой, а пока в душе ее полыхали гнев и разочарование, принося ей даже некоторое облегчение.

Ступив за порог комнаты, она остановилась. Сара, склонившаяся над колыбелькой Мишеля, обернулась. Увидев смертельно бледную Катрин в окружении двух солдат, которые довольно смущенно жались у входа, она вскрикнула и бросилась к молодой женщине.

– Катрин! Во имя крови Христовой…

Та открыла рот, словно желая сказать что-то, а затем беспомощно взмахнула руками… Жаркая волна вдруг поднялась к голове, и мозг вспыхнул пламенем… Все закружилось перед глазами, резкая боль пронзила тело, и она со стоном рухнула к ногам Сары. У нее начался сильнейший припадок: глаза вылезли из орбит, зубы скрежетали, на губах выступила пена, руки и ноги конвульсивно дергались. Она билась на холодном мраморном полу к ужасу часовых, которые, не вынеся этого зрелища и забыв о приказе, ринулись прочь. Молодая женщина уже не слышала, как страшно закричала Сара, как вихрем ворвался в комнату Готье, как сбежались и слуги со всего замка… Сознание покинуло ее в момент тяжелейших физических страданий, и в этом, возможно, проявилось милосердие Господне. Сейчас ей не надо было думать о своей погибшей любви, но Сара, хлопотавшая над ней, понимала, что крестный путь ее только начинается.

Кинжал Монсальви

Сколько времени билась Катрин в черной пропасти, где за душу ее боролись безумие и страх? Даже Сара, не отходившая от ее постели почти ни на минуту, не смогла бы этого сказать. Цыганка вспоминала тот ужасный вечер, когда Париж, казалось, сошел с ума, опьянев в угаре мятежа, а к ней пришел Барнабе-Ракушечник, сказав, что надо спасти впавшую в беспамятство девочку. Она вновь видела это худенькое безжизненное тельце, бледное личико в обрамлении роскошных золотых волос, трагически застывший взгляд… Дни и ночи не отходила она от ребенка, спасая его от смерти и безумия. Это был тот вечер, когда Катрин попыталась спасти Мишеля де Монсальви и когда отец ее заплатил жизнью за безумную смелость дочери. Неужели все повторяется, и Катрин, едва не переступив порог смерти в день, когда Монсальви ворвались в ее жизнь, угаснет теперь, когда Монсальви покидали ее? Слишком глубокую рану ей нанесли… Сумеет ли она пережить крушение всех надежд?

Между тем Катрин иногда выплывала из горячечного бреда и сквозь туман, окутавший мозг, различала Сару, видела высокую черную фигуру, застывшую у ее постели, подобно колонне. Черная тень не говорила ни слова, но слезы текли по ее лицу. Это удивляло Катрин больше всего. Почему госпожа де Монсальви плачет у ее изголовья? Может быть, она уже умерла и ее готовятся опустить в могилу? Она счастливо улыбалась, ибо эта мысль была сладостной, как глоток холодной воды, а затем снова проваливалась в забытье.

Однако всего пять дней прошло с той жестокой сцены, которая разыгралась на галерее, и мгновением, когда молодая женщина наконец пришла в себя. Она открыла глаза, ощутив прикосновение солнечных лучей, и увидела голубое небо в распахнутом окне. На лоб ее легла чья-то прохладная рука, и все в комнате обрело свой прежний облик. Изабелла де Монсальви стояла у ее постели в неизменном черном одеянии.

– Жар спал! – послышался радостный голос Сары.

– Слава богу! – ответила старая дама.

Затем произошла вещь неслыханная и невероятная: Изабелла взяла руку Катрин, бессильно лежавшую на одеяле, и поднесла ее к губам. Потом она поспешно отошла, словно опасаясь, что своим присутствием встревожит больную. Катрин с наслаждением вдохнула теплый воздух, подставила лицо солнечным лучам, стала прислушиваться к воркованию Мишеля, который на свой манер приветствовал прекрасное утро, размахивая ручонками, похожими на крохотных розовых птичек… Все было таким сладостным и приятным!

А затем она вспомнила, что произошло. Волна боли поднялась в ее душе, и она сделала отчаянную попытку приподняться. К ней тут же подскочила Сара.

– Лежи спокойно… Ты еще слишком слаба…

– Арно! – пробормотала она. – Арно! Где он? О, я помню… теперь я вспомнила! Он разлюбил меня… и никогда не любил… Он любит другую, другую!

Голос ее пресекся, и встревоженная Изабелла де Монсальви, опасаясь повторения припадка, поспешно подошла к кровати, взяв в ладони бескровную руку, бившуюся в воздухе, как голубка с подстреленным крылом.

– Дитя мое, успокойтесь… Не надо ни о чем думать, не надо говорить. Подумайте о себе, о сыне.

Но Катрин, вцепившись в ее руку, силилась сесть. Лицо ее в ореоле растрепанных волос раскраснелось, в глазах появилось безумное выражение.

– Он уехал, правда? Скажите мне, молю вас, он уехал? О! – Внезапно выпустив свою добычу, она осела на подушки. – Нет, не отвечайте, – сказала она со стоном, – не отвечайте, я знаю, что он уехал! Я чувствую пустоту… Он уехал с ней!

– Да, – медленно и тихо произнесла Сара, – он уехал вчера.

Катрин не ответила, борясь с подступающими рыданиями. У нее не было сил плакать, и она закрыла глаза.

– Здесь слишком много света, Сара… Мне больно от него. Как сияет солнце! Оно тоже стало моим врагом…

Но солнечные лучи пробивались и сквозь опущенные веки. Она видела залитую светом дорогу, по которой бок о бок скакали два всадника. Птицы пели над их головами, заглушая своим щебетом стук копыт… Зато она слышала этот стук! Радостно цокали копыта, летели в разные стороны камешки… Всадники спешили, ибо путь их был далек: они летели вперед, унося с собой ворованное проклятое счастье! Катрин прижала к груди руки, ставшие прозрачными за время болезни, словно хотела вырвать сердце. Сара глядела на нее с испугом. Разве знает Сара, как болит разбитое сердце! Катрин стала дышать тяжело и прерывисто. Встревоженная цыганка услышала, как с губ ее срываются бессвязные слова:

– Увидеть его… только один раз увидеть… услышать его голос, ощутить прикосновение его губ… а потом можно умереть! Хотя бы один только раз…

Она была так слаба, так несчастна в своей жалкой мольбе, что Сара, не выдержав, встала около нее на колени и прижала ее голову к груди.