Книга На Границе Кольца - Расселл Д. Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эээ… Сейчас… Я помню, что в кино шёл фильм про вампиров, я хотела сходить с Никки. А! Ну, да! Конечно же!
Пока она напрягала память, с Деда семь потов сошло. Про имя для Беседника он узнал давно, но тот факт, что это имя дал Кукуня…
– Девятого. В понедельник, – Варя улыбнулась, вспоминая. – Как же я мучилась! Всё перебрала! А Кукуня взял – и придумал!
Дед облегчённо вздохнул. По всему выходило, что Кукуня (покойся с миром, белобрысый тихоня!) вылепил фигурку Беседника до того, как придумал ему имя. Материализация Никки ещё не была закончена. Значит, в руках у Норона всего лишь фигурка.
– Кукуня тоже что-то говорил о материализованных духах, – продолжала Варя. – Объяснил, что Нику нельзя наверх. Потому что он родился в метро.
– Это не совсем верно, – сказал Дед. – Он родился здесь. Но подняться наверх способен. Ничего с ним не будет, – Дед внимательно посмотрел в прекрасные васильковые глаза очарованного Никки. – Разве что девушки разорвут на части, но это пустяки!
– Хватит уже! – фыркнула Варя.
– Ну, извини, извини…
– Получается, может?! – встрепенулась она. – А почему исчезал на эскалаторе?
– Может-может, – вздохнул Дед. – Главное, чтобы ты поверила в него. Пока сомневаешься, он не выйдет наружу.
– Почему? – удивилась она.
– Потому что он не хочет тебя расстраивать. Так, теперь о главном. Никки, не надо никуда выходить.
Дед услышал, как Варя перестала всхлипывать и сопеть, напряглась, готовясь к спору. Сам он разглядывал Беседника, следил за его реакцией. Но лицо прекраснейшей статуи оставалось безмятежным.
– Ты мне нужен, – объяснил Страж Границ. – В метро. Внизу. Выйдешь – и твоя связь со всем здешним, – он указал на гладкий белый свод и замысловатую люстру, – будет угасать. Станешь человеком. А мне нужен Беседник. Союзник. Здесь. Очень нужен.
– Я понимаю, – Беседник медленно кивнул. – Я согласен.
– Что?! – Варя слетела со своего места. – Как же? Ты же?.. Мы же…
– Ты тоже мне нужна, – Дед помедлил и осторожно взял племянницу за руку. – Нужна здесь.
Она с удивлением и словно бы с ожиданием чего-то ужасного посмотрела на его ладонь. Но вырываться не стала и даже робко ответила на рукопожатие.
– Я ничего не умею, – призналась Варя. – Я… я его люблю. Так, просто… Ну, мы целовались…
– Вот и хорошо, – вздохнул Обходчик. – Продолжайте.
– Ты разрешаешь? – лукаво улыбнулась она.
– Разрешаю. И прошу проводить здесь как можно больше времени.
– Что, может, даже ночевать здесь? – хмыкнула она, но наткнулась суровый дядин взгляд.
– Я был бы рад, – ответил он. – И ещё, – он вновь повернулся к Беседнику. – Если будешь чувствовать потребность исчезнуть, если твои… родственники… начнут прятаться, прячься вместе с ними и забирай её с собой, – и Обходчик соединил руки Вари и Беседника. – Не представляю, как всё сложится, но ты сможешь защитить её лучше, чем я.
Стоя на платформе, Костя Наумов размышлял о смерти.
Мысль казалась логичной. Она и раньше посещала его, но лишь как мысль – и вдруг превратилась в нечто осуществимое, в перспективу! Переходя с «Курской-кольцевой», он понял, как это просто, и как потом всё будет просто, потому что ничего не будет!
Поезд задерживался. Впрочем, Костя не собирался прыгать – даже отступил назад, за ограничительную линию, чтобы никто вдруг не заподозрил в нём прыгуна. Он лишь думал о возможности сделать Это. Пробовал на вкус саму идею. Стоял, опершись о серый гранит пилона, смотрел вверх, на узкие фаланги светильников, и размышлял о тяжести и скорости состава, вылетающего из тоннеля.
Рядом с потенциальным самоубийцей паслись двое – Дрёмокур и Времеед. Первый наслаждался потоком сладких фантазий, полных самоуничижения и жалости к себе, второй подъедал время, растраченное впустую.
Неподалёку вился Кровокус. Делать ему здесь было нечего, потому что если Дрёмокуру есть, чем поживиться, значит, ещё не всё так плохо. Но почему-то худой парнишка в расстёгнутом пальто и без шапки показался Кровокусу привлекательным. Кто знает, вдруг задумчивому недогамлету захочется проверить, какие там сны – за последней чертой, выложенной белым гранитом?
Сам Костя Шекспира не читал и даже не собирался. Без всякого чтения известно, что был такой принц Датский, а потом все умерли. И ещё Гертруда пила вино. В Финансово-Юридической Академии, где учился Костя, таких книжек не задавали.
А даже если бы и задавали…
Важно понимать, что глагол «учился» – в прошедшем времени. С этого факта и начиналась цепочка безрадостных Костиных размышлений. Он никак не мог понять, почему из всех однокашников отчислили именно его? Вроде бы и гуляли вместе, и веселились, и рубились в «Контр-Страйк», и вдруг такая несправедливость: они будут допущены к сессии, а он – вылетает!
Несправедливо, ведь в их компании только Костя зависел от оценок. Остальные, обеспеченные и с пропиской, могли бы и обойтись. Они бы устроились! А ему диплом нужен позарез. Единственный шанс вырваться из дома, вылезти из отцовской тени, шанс стать собой, а не «сыном Георгия Петровича»!..
Костя знал как дважды два, что отец не простит позорного поражения. И не даст ещё одного шанса попробовать. Просто перестанет присылать деньги на оплату съёмной квартиры. Придётся Косте возвращаться в родной город и впредь всегда и во всём слушаться главу семейства…
Конечно, оставалась смутная возможность жениться на какой-нибудь москвичке и остаться в столице навсегда. Но отчего-то подходящие девушки исчезали, стоило им узнать о клейме «приезжий, студент, работы нет, родные помогают».
Костя вновь подошёл к краю платформы. Выглянул, высматривая – не мелькнёт ли свет подъезжающего поезда? И удивился автоматическому жесту. Торопиться было некуда. Наоборот – хотелось задержаться в метро: отец верил, что под землёй телефон ловит плохо, а значит, можно отложить, пусть на несколько минут, предстоящий разговор.
Неотвратимость разговора была очевидна, поскольку новость об отчислении своего отпрыска Георгий Петрович Наумов узнал первым. Наверняка ему уже позвонили из деканата. Потому что там работала секретаршей племянница знакомой старшей сестры коллеги его двоюродного брата. Всё предусмотрел, гад! Обложил со всех сторон!
Подумав об отцовской предусмотрительности, Костя вспомнил другие похожие случаи (школа, спортивный клуб, клуб современного танца) и поёжился. Возвращаться домой не хотелось. Как бы сделать так, чтобы никогда не слышать отцовский голос и навсегда остаться в Москве! Сохранить сладостное чувство свободы, которое пьянило даже в воспоминаниях…
Эхо донесло рёв подъезжающего состава. Костя отошёл ещё дальше от края и оглянулся в поисках лавочки. Но на «Чкаловской» сидеть было негде – пришлось снова прилипнуть к пилону.
