Книга Постнеклассическое единство мира - Василий Юрьевич Кузнецов

исключительно важными в деле философского обоснования, потому что представляют собою альтернативу как логической дедукции, так и интуиции» [572, с. 19].

270

Ср. с так называемой «трилеммой Мюнхгаузена» [8, с. 40].

271

Хотя всё-таки нельзя согласиться с трактовкой Хесле перформативного противоречия как такого, где «содержание моей речи противоречит ее форме» [572, с. 19], поскольку это сводит его опять к оппозиции классических категорий.

272

Ср.: «Что остается сказать? Только это: событие сбывается. Тем самым мы говорим из того же о том же ради того же. По видимости, это не говорит ничего. Это ничего и не говорит, пока мы слышим сказанное как голую фразу и выдаем ее на прослушание логике… Надо неотступно преодолевать помехи, легко делающие подобную речь недостаточной. Помехой этого рода оказывается также и речь о событии в виде доклада. В нем только наговорены повествовательные предложения» [556, с. 406].

273

Джалал ад-дин Руми (у которого, правда, слона в темноте ощупывают зрячие) отмечает: «И так каждый, потрогав одну часть, [потом] понимал его как ее, где бы ни услышал [о слоне]. Из-за места, куда они смотрели, слова их стали противоречивыми», а чуть ниже призывает: «О ты, на корабле тела отправившийся в сон, ты видел воду, смотри же на воду воды!» [454, с. 89].

274

Что весьма наглядно показали Лакофф и Джонсон на примере исследования метафор: «Насколько мы знаем, никто открыто не придерживается позиции омонимии в сильном смысле, согласно которой концепты, выраженные одним и тем же словом (как два смысла слова buttress или множество смыслов, связанных с предлогом in), независимы и не имеют значимых взаимосвязей. Те, кто придерживается концепции омонимии, стремятся причислить себя к сторонникам омонимии в слабом смысле. В рамках последней взаимозависимость, наблюдаемая между концептами, и их взаимосвязь объясняются сходством, которое внутренне присуще самому концепту. Однако, насколько мы знаем, никто не пытался детально разработать теорию сходства, которая бы работала на таком широком языковом материале, который мы обсудили. Хотя на словах все теоретики омонимии отстаивают слабую версию, на практике, похоже, существуют только теории омонимии в сильном смысле, так как никто не пытался дать исчерпывающее описание понятия сходства, необходимого для функционирования слабой версии теории» [280, с. 146–147].

275

Кастанеда в аналогичном смысле использовал термин «пузырь восприятия» [см. 249].

276

«Иметь сознание – значит иметь тавтологию: понимаем, потому что понимаем» [347, с. 47].

277

Применительно к интернет-технологиям говорят о пузыре фильтров, неизбежно возникающем в поисковых системах и социальных сетях [см. 693].

278

Культура здесь понимается в максимально широком безоценочном смысле как всё то, что создано человеком (Ср.: «Культура – это всё, т. е. вся совокупность проявлений человеческого мышления и деятельности. …Культура – это специфически человеческий способ бытия» [415, с. 7]). И в этом смысле, противостоя номинально природе как всему остальному (предположительно внешнему и только открываемому человеком), культура, тем не менее, парадоксальным образом включает и природу – постольку, поскольку освоение и представление человеком природы (в том числе и в качестве объективно и независимо от человека существующей) ведется и осуществляется так или иначе всё равно неизбежно культурными средствами и способами.

279

В стремлении избежать возникающих из-за этого парадоксов Маркус Габриэль готов отказаться от мира вообще [650], трактуя по классической традиции мир в качестве вещи и не рассматривая других вариантов.

280

«Это – принцип дополнительности, сформулированный Нильсом Бором в квантовой механике [66], а затем перенесенный на любое научное описание [327; 329]» [453, с. 9]. Ср.: «Классическая логика оказывается недостаточной для описания внешнего мира. Пытаясь это осмыслить философски, Бор сформулировал свой знаменитый принцип дополнительности, согласно которому для воспроизведения в знаковой системе целостного явления необходимы взаимоисключающие, дополнительные классы понятий» [384, с. 102]. «Недостаток информации компенсируется ее стереоскопичностью – возможностью получить совершенно иную проекцию той же реальности, перевод ее на совершенно другой язык» [328, с. 45].

281

Хоружий отмечает, что не-философия (НФ) Ларюэля «решает не „научные“, а исключительно философские задачи, точнее даже сказать внутри-философские, и привлечение науки целиком этим задачам подчинено. В соответствии с такой установкой, НФ берет некий удобный ей условный образ квантовой механики, условную „квантовую науку“ – и использует ее как источник метафор и вольных интуиций, как sui generis фонд альтернативных философии содержаний. И эти метафоры и интуиции оказываются эффективны для истинных целей НФ – для расширения философского пространства за пределы собственно философии, в Не-Философию. Естественно также, что для таких целей достаточна и даже предпочтительна вовсе не настоящая квантовая механика как цельный, не допускающий произвольного обращения дискурс со своим уставом, а только отдельные выхваченные ресурсы квантовой механики – отдельные понятия, парадигмы, факты, законы, как то корпускулярно-волновой дуализм, соотношения неопределенности Гейзенберга… При этом, привлекая все эти содержания, НФ толкует и переиначивает их совершенно по-своему, отнюдь не сверяя и не соотнося своего толкования с исходной наукой, откуда они берутся» [577, с. 2].

282

Ср. с так называемой проблемой следования правилу [см. 46; 128; 267], сформулированной Витгенштейном [109, §§ 143–242].

283

Даже независимо от собственного желания, даже стремясь только к воспроизведению традиционных образцов. В этом смысле предложенное Леви-Стросом разделение культур на «холодные» и «горячие» не является принципиальным. По замечанию Ассмана, например, «холодные» культуры «живут не в забвении чего-то, что помнят „горячие“ культуры, а в другой памяти. Эта другая память требует воспрепятствовать вторжению истории» [28, с. 72].

284

Ср.: «Под „культурой“ я понимаю некий единый срез, проходящий через все сферы человеческой деятельности (художественной, нравственной и т. д. и т. п.) и формально, типологически им общий в смысле определенного предметнознакового механизма, а не содержания» [343, с. 298].

285

Ср.: «Достаточно комплексные системы способны применять различение системы и окружающего мира также и к самим себе. Но это возможно лишь в том случае, если для этого они проводят собственную операцию, в ходе которой и осуществляется это самоприменение. Другими словами, они способны отличать себя самих от их окружающего мира, но это осуществляется лишь как внутрисистемная операция» [330, с. 66–67].