Книга Баловни судьбы - Марта Кристенсен

за которой находилась спальня.

— Так. Значит, это я виноват? Всегда во всем виноват я? Я виноват, что ты стареешь? С ума можно сойти! Что с тобой творится?

— Просто надоело мне все. Ты, хозяйство изо дня в день... Не могу больше слушать о тебе... от других...

— Значит, я виноват в том, что ты домашняя хозяйка? Не нравится, так отправляйся на биржу труда. Получить работу нынче ничего не стоит. Особенно в твоем возрасте.

— Большое спасибо!

Она уже кричала.

Енс не мигая уставился в стену.

— На здоровье, — услышал он голое Ханса. — Но я могу избавить тебя...

— Заткнись! Я не желаю...

— Не желаю, не желаю, не желаю... Ну и черт с тобой, обходись как хочешь!

Енс услышал звон разбитого стекла, потом словно удар кулаком по живому телу.

Он вздохнул и пустым взглядом уставился в потолок.

Немного погодя он встал.

Слышался плач. Ее плач.

И ругань. Ругался Ханс. В столовой.

Енс подошел к окну, распахнул раму.

В комнату ворвался холодный воздух.

Он взял сигарету и долго стоял у окна, курил и мерз. Потом с помощью зажигалки стал жечь обрывки фотографий Сив. Они сгорали быстро.

Потом он прокрался в переднюю и тихо, как мог, отворил входную дверь.

Осторожно спустился по лестнице на свежий воздух.

56

Санитары подняли человека на носилки. Была полночь, и было холодно. Ясная, холодная ночь с бледными звездами на черно-синем небе.

— Фу, черт, спиртягой так и разит! — сказал один из санитаров.

— Пьян в стельку, — сказал полицейский, наблюдавший за отправкой пострадавшего.

— Которое это по счету нападение? — спросил другой полицейский.

— Всех не сосчитаещь...

— Альвар Венстрём, — докладывал по рации второй полицейский. — Согласно удостоверению личности, проживает в Нюхеме. Очевидно, возвращался домой. Мы позвоним и сообщим жене. Во всяком случае, он живой. Рассчитывать на каких-либо свидетелей не приходится. Отбой.

Он повесил микрофон и вылез из машины.

— Как дела?

— Двигаем.

— О’кей. Черт! Приехали бы мы чуть раньше, может, удалось бы предотвратить преступление.

— Задним умом все крепки, — сказал водитель «скорой», полез в машину и сел за руль.

— Мы здесь патрулировали. Если б мы не остановились у автомата с шоколадом, может, поспели бы как раз вовремя.

— Так оно всегда и бывает, — сказал водитель «скорой» и захлопнул дверцу.

57

Этой ночью Енс почти не спал.

Он написал длинное, полное ненависти письмо к Сив и разорвал его в клочья.

Утром, когда он вошел в кухню, Ханс сидел за завтраком.

Вид у Ханса был одновременно удрученный и злой. Хотя он и старался сделать безразличную мину.

На Енса он едва взглянул.

— Мама еще не вставала?

— Нет.

— Почему?

— Неважно себя чувствует. Хочешь кофе?

Енс сел и стал намазывать бутерброд.

Ханс посмотрел на него.

— Как дела в школе?

— Нормально...

— Приходится вкалывать?

— Не-е...

Ханс закурил сигарету.

— Что вы шумели ночью? — спросил Енс, глядя на бутерброд.

— Мы не шумели.

— Такой дьявольский тарарам подняли...

— Что за лексикон! Сколько раз тебе говорить...

— А чего вы скандалите!

— А...

Ханс пожал плечами и взглянул в окно.

— Знаешь, как это бывает...

— Не знаю.

— Конечно, не знаешь... но еще узнаешь. У тебя вся жизнь впереди... А как у тебя с Сив?

— Нормально...

Ханс развернул газету.

58

Когда Енс вошел в комнату, Майя лежала на кровати и смотрела в потолок.

— Это ты? — спросила она.

— Почему ты не встаешь?

— Ах, это ты, Енс. — Майя перевела взгляд на сына. — Я неважно себя чувствую...

— Мне пора... в школу.

— Когда ты вернешься?

Он пожал плечами.

— Как всегда.

— Приходи вовремя. В пять мы будем обедать... когда придет папа.

— Он не придет.

— Не придет? — Майя в изумлении уставилась на него.

— Нет. Он сказал, что пойдет на рождественский обед в муниципалитете. Просил тебе передать.

Кис посмотрел на синяк у нее под глазом, красные пятна на щеках и опустил глаза. На полу валялась разбитая стеклянная пепельница. Осколки.

— Ясно, — сказала Майя.

— Он тебя бил? — глухим голосом спросил Енс.

— Он ушел?

— Он тебя бил?

— Это... тебя это не касается...

Енс присел на край кровати и посмотрел на нее.

Взгляд Майи заметался, она отвернулась.

— Не смотри на меня так, — взмолилась она. — Он сказал, что поздно вернется?

— Нет...

— Сказал он, где они будут?

— В гостинице... Он тебя бил?

Майя заплакала. Енс хотел обнять ее, но она оттолкнула его и свернулась клубочком.

— Уходи! Тебе пора в школу.

— Но...

— Неужели ты не видишь, что мне надо побыть одной. Я не могу никого видеть. Уходи.

— Но... я хотел только... Мама...

— Пожалуйста, уходи... Все будет хорошо, вот увидишь...

— Но...

— Енс, милый, ради бога... Ну, пожалуйста...

Он пожал плечами и глубоко вздохнул. Потом встал и нерешительно вышел из комнаты.

Майя лежала и прислушивалась. Слышала, как он переодевался, как надел пальто. Слышала, как захлопнулась входная дверь.

Тогда она снова заплакала. Она металась в постели и рыдала, рыдала. Но вот на глаза ей попалась фотография Ханса в рамке. Она схватила ее и с силой швырнула об стену.

— К черту! — кричала она. — К черту! К черту! К черту!

59

Белая снежная пелена укрыла Химмельсхольм, словно пухлым ватным одеялом. Было начало декабря. И снег лежал повсюду: на улицах, на крышах домов, на тротуарах, на дымовых трубах, на лестницах, на деревьях. И всюду горели огни. Снег отражал свет уличных фонарей,