Книга Ураган в подарок - Анна Игнатова

– Дашенька…

Рябинин сел рядом с ней и невзначай обнял ее за плечи.

– Ромочка, ты забыл, как меня зовут? – надула губки Гольдина и сбросила нахальную руку.

– Золотко мое, не сердись… – рука помедлила и вернулась на прежнее место.

– Ладно, прощаю, – Гольдина повела плечиком, чтобы рука устроилась поудобнее. – Сделай мне прутик, я хлебушек поджарю. А то ску-у-учно…

– Не могу, у меня руки заняты, – улыбнулся Рябинин. – Попроси Борю, когда вернется.

– И попрошу, – улыбнулась в ответ Гольдина. Их улыбки скрестились, как шпаги, блеснув в свете костра.

Рома вдруг наклонился к самой щеке, коснулся губами волос. «Сейчас поцелует!» – догадалась Гольдина. На глазах у всех, вот нахал! Опалить его взглядом! Она повернулась и посмотрела в упор. Ромка глядел не отрываясь.

– А зачем ты его целовала? – почти беззвучно прошептал он.

Гольдина не отвела взгляд, не смутилась, не покраснела, только улыбнулась еще шире, во все свои белые зубы. Они вдруг показались Ромке очень острыми, как у хищницы. Он слегка отодвинулся.

– Не твое дело, Ромочка… Я ни перед кем не отчитываюсь, ясно? – произнесла она медленно, глухо, и бедный Рябинин уже пожалел, что спросил. – Я целуюсь по собственному желанию. А слово «люблю» я пока никому не говорила. И не собираюсь. Даже на день рождения.

«Ну, значит, Раките тоже ничего не светит», – успокоился Ромка, вдруг почувствовал себя виноватым и начал с таким остервенением строгать прутик для хлебушка, что получилась разве что зубочистка…

Времени было около десяти вечера. Вернулся Боря без гермы. Но старт пока не объявлял, рано еще. Сидели у костра, ждали со станции Олега Борисовича и ребят. Болтали о том о сем.

– Миш, ну как тебе в лесу вообще? – спросил Макс Ложкин. Миша выбрался с ними первый раз, Макс чувствовал себя хозяином и старался быть гостеприимным, как стараются быть гостеприимными стюардессы на борту, в общем-то, не их самолета.

Лакин улыбнулся и кивнул. Он вообще молчал весь вечер от избытка чувств. Сидеть у костра, смотреть на лица ребят, на ее лицо, такое прекрасное… Говорить нет никакой необходимости… Разве можно словами что-то сказать? Говорить сейчас можно было только неяркими красками неба, размытыми силуэтами сосен, звуками воды, камышей, ночных птиц, треском поленьев в костре. Все это разом каким-то чудом поместилось в сердце, которое раздулось и чуть не лопается в груди. Глаза ее блестят ярче звезд… Реально ярче! А он-то думал – это так просто говорят, для красоты, фигура речи…

– Старт предлагаю в полночь сделать, – воодушевлял гостей Ракитин.

– В полночь – круто, как в сказке, Боренька, – проворковала Гольдина.

– Борь, я этих ваших игр не знаю ориентировщицких, можно я в лагере посижу? – сонно произнес Женя Мотыльков. – Вы привыкли по лесу ночью лазать, а я как-то…

– Мотылек, не дрейфь, – сказал Клочков, насаживая хлеб на прутик. – Мотыльки – создания легкомысленные, им дрейфить не положено. Зато впечатление будет. Потом напишешь в сочинении: «Летом я поехал в лес и заблудился, две недели скитался без еды и воды, потом упал в болото и утонул». Тебе посмертно пятерку поставят.

– Боренька, а когда мы пировать начнем? – прижалась к плечу Ракитина Гольдина. – Я проголодалась, я шашлычка хочу…

– Шашлычок завтра, – пообещал Ракитин. – Вот клад найдете, тогда попируем. Мать всего наготовила: пирожки, салатики… Голодными не останетесь.

И обнял ее за плечи!

– Мур-мур-мур! – промурчала Гольдина. – Я пирожка хочу…

И повернулась всем своим лицом к Борьке! А лицо-то горит от костра, жаром так и обдает! И губы свои приоткрыла, блестит зубами… И всё на глазах у Ромки!

– Слышь, как ты не лопнешь, Дарья! – не выдержал Рома. – Ты же сейчас гречи с тушенкой схомячила две миски!

Гольдина этот выпад проигнорировала. Она всегда игнорировала, когда к ней обращались «Дарья». Только теснее прижалась к Ракитину. На сегодня она выбор сделала. У человека день рождения все-таки.

– Друзья мои, есть предложение, – поднялся с бревна вполне просохший и согревшийся Лакин. – А не вздремнуть ли нам перед ночными поисками? Как перед Новым годом, а? А потом всю ночь зажигать!

И Миша, демонстрируя свою готовность зажигать всю ночь, с энтузиазмом взмахнул сосновой веткой, которую он никак не мог разжечь в костре. Но за миг до взмаха ветка все-таки вспыхнула и горящим факелом полетела в сторону Маши Голубевой. Маша шарахнулась назад и полетела с бревна. Ногами она зацепила котел с чаем, почти полный, и опрокинула его в огонь.

Шипение, дым, вскрик несчастной Маши, общий переполох.

Костер был мгновенно и качественно залит. Облако дыма заволокло костровую поляну, будто из котла с чаем вырвался чайный джинн.

– Лакин, скажи честно, ты так всю ночь зажигать собираешься? – раздался из дыма голос Ромки. – Тогда мы мало дров заготовили.

– Миша, мы и сами собирались пойти отдохнуть, – заметил Арсеньев, помогая Маше подняться. – Совсем необязательно было кидаться горящими ветками.

– Простите, я нечаянно, – пробормотал несчастный Миша. – Маша, прости.

– Все нормально, Миша, спасибо, – Маша закашлялась от дыма. – Пойду в самом деле полежу…

– Ты ушиблась, да? – Миша чуть не плакал. – Я не хотел, честно.

– Да мы знаем, что ты не хотел. Еще бы ты по своему желанию катастрофы устраивал, – холодно успокоил Мишу Ромка. – Иди пока в палатку, ага? И мы отдохнем… от тебя, – добавил он себе под нос.

Глава двенадцатая

Вечер тишины и венки на могилу

Все разошлись. Лагерь притих.

Мишу к себе пустил добрый Витька. У Витьки была классная синяя полусфера с двумя входами.

– Только спички у входа выложи, – сурово приказал он. – И нож. И ноги по всей палатке не разбрасывай. Нас тут трое, а палатка двухместная.

Вслед за Мишей полез Арсеньев и получил от Лакина фонарем в нос. Вылез. Зашел со второго входа. Получил пяткой в плечо. Вылез. Решил подождать, пока Миша ляжет.

Маша с Катей устроились в Катиной прелестной двускаточке под ретро. Тентик нежно-зеленый. Пенки постелены, спальники раскатаны. Порядок. Флисовку под голову – и можно полежать и поболтать…

– Молодец Борька, что собрал нас, да? – спросила Катя подружку, устраиваясь поуютней в пухлом спальнике. Места хватало, можно и на бочок лечь, и коленочки согнуть. Как говорила Катя – буквой «зю». В битком набитой палатке фигушки так ляжешь, там лежат все вытянувшись, как шпроты в банке…

– Ой, Борька молодец! – подхватила Маша. – Жаль только, что…

Маша запнулась.

– Маш, – приподнялась на локте Катя. – Ну неужели и ты против Мишки? Ну это же всё мелочи такие! Просто не везет парню… Он же не специально. Или ты спину ушибла?