Книга Всеобщая теория забвения - Жузе Агуалуза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соба Младший сумел сбежать из тюрьмы, спрятавшись в гробу, – комичный эпизод, который заслуживает более подробного рассказа. Чуть позже. Оказавшись на воле, он тут же перешел на нелегальное положение. Но, в отличие от того, как поступали его товарищи, жившие впотьмах в какой-нибудь комнатушке или укрывавшиеся в шкафу у своей пожилой тетки, он выбрал совершенно противоположное. “Что видят все, не видно никому”, – философски подумал Соба. И стал бродить по улицам, в лохмотьях, с растрепанными сальными волосами, испачканный в придорожной пыли. Чтобы исчезнуть из виду еще более основательно и не попасть в руки военных, рыскавших с облавами по всему городу с целью собрать очередное стадо пушечного мяса, Соба притворялся сумасшедшим. А человек может сойти за умалишенного и убедить в своем безумии других только тогда, когда он и в самом деле немного сходит с ума.
– Представьте, что вы заснули, только наполовину, – объяснял Соба. – Одна часть вас бодрствует и наблюдает, а другая где-то витает. Вот ее-то вы и выставляете напоказ.
Именно в этом состоянии невидимки для общества и образе полусумасшедшего, когда его разум блуждал, словно безбилетный пассажир, Соба Младший и увидел того самого голубя.
– Несколько дней без еды. Я еле стоял на ногах, и любой порыв ветра мог поднять меня и унести прочь. Отломав от дерева раздвоенную ветку и привязав к ней пару полосок резины, я пытался охотиться на крыс там, в Катамборе[11], когда увидел, как он спускается на землю, сверкая на солнце и освещая все вокруг своей белизной. Святой дух, подумал я. Подобрав камень, я вновь взглянул на голубя, прицелился и метнул. Удар оказался точным. Голубь умер, не успев приземлиться. Я сразу заметил пластмассовый цилиндрик, прикрепленный к кольцу на его лапе. Вскрыв его, я вытащил оттуда записку.
Завтра. Шесть часов, где обычно. Будь очень осторожна. Люблю тебя.
Алмазы я нашел, когда выпотрошил голубя, перед тем как зажарить его.
Соба Младший не осознал случившегося.
– Ничего не понимая, я верил, что это Бог подарил мне камни. Даже подумал, что и записку Он тоже написал мне. Моим “где обычно” местом была площадка напротив книжного магазина Lello. И на следующий день в шесть часов я уже был там, ожидая, что Бог как-то проявит себя.
Бог проявил себя, но не впрямую, а приняв облик необыкновенно полной женщины с гладким, блестящим на солнце лицом, которое излучало какую-то бесконечную радость.
Женщина вышла из машины, старенького микролитражного “ситроена”, и направилась к Собе Младшему, наблюдавшему за ней из-за мусорного бака.
– Эй, красавчик! – крикнула Мадалена. – Нужна твоя помощь.
Соба боязливо приблизился. Она сказала, что часто наблюдает за ним. Ее раздражает, что мужчина в столь отменной физической форме, точнее, даже в превосходной физической форме целыми днями валяется на улице и изображает из себя сумасшедшего. Бывший тюремный узник тут же выпрямился, не в состоянии скрыть негодования:
– Я сумасшедший, еще какой!
– Недостаточно, – перебила его медсестра. – Настоящий сумасшедший постарался бы вести себя осторожнее.
У Мадалены имелась доставшаяся в наследство ферма неподалеку от Вианы, где выращивались фрукты, овощи и зелень – все то, что так сложно купить в городе. И ей требовался человек, который бы занимался этим хозяйством. Соба Младший согласился. Не только по вполне очевидной причине: он голодал, а на ферме у него каждый день будет еда. Кроме этого, там, вдали от военных, полицейских и прочих посягающих на него личностей, он окажется в безопасности. Соба согласился, поскольку верил, что на то воля Божья.
По прошествии пяти месяцев, отъевшись и отоспавшись, Соба полностью восстановил ясность ума. Хотя в его конкретном случае просветление оказалось врагом здравомыслия. Пребывай еще пять или шесть лет в своем помешательстве, он бы только выиграл. С ясностью ума вернулось и беспокойство. Полный развал страны отзывался в его душе болью, будто душа составляла единое целое с телом и по ней тоже циркулировала кровь. Еще большие страдания причиняли ему мысли о судьбе его соратников, оставшихся за решеткой. Мало-помалу он восстановил старые связи. Вместе с молодым футболистом по имени Масиэл Лукамба (они познакомились в лагере “Сан-Николау”) он разработал хитроумный план, чтобы спасти группу заключенных и переправить их на траулере в Португалию. Соба никому не говорил об алмазах, даже Масиэлу, он собирался продать их, чтобы оплатить часть расходов по организации побега. Соба понятия не имел, кому их можно продать, да и времени, чтобы как следует подумать над этим, ему не дали. Однажды в воскресенье, когда он отдыхал, лежа на циновке, на ферму ворвались два типа и увели его. Позже он понял, с болью, что арестовали и Мадалену.
Допрашивал его Монте. Он надеялся доказать участие медсестры в заговоре. Обещал освободить обоих, если молодой человек расскажет ему о местонахождении португальского наемника, которого спасла Мадалена. Собе Младшему нечего было скрывать, поскольку он никогда и не слышал о том наемнике. Но, считая, что любой разговор с агентом равносилен признанию законности происходящего, Соба лишь сплюнул на пол. Следствием упрямства стали шрамы по всему его телу.
Все время пребывания в тюрьме он не расставался с алмазами. Ни охранники, ни сокамерники не подозревали, что этот тихий, вечно переживающий за других парень прячет целое состояние. Утром 27 мая 1977 года Соба проснулся от страшного грохота. Выстрелы. Какой-то незнакомец распахнул дверь камеры и крикнул, что он может выходить, если хочет. Тюрьму захватили повстанцы. Юноша пробрался сквозь беспорядочную толпу, невозмутимый, как привидение, чувствуя себя еще более отсутствующим, чем когда блуждал по городу в образе сумасшедшего. Во дворике, под сенью плюмерии, он увидел уважаемую поэтессу, чье имя стало частью истории освободительного движения. Ее посадили через несколько дней после провозглашения Независимости – за поддержку движения интеллигенции, критиковавшей руководство партии. Соба Младший спросил ее о Мадалене. Оказалось, что ту отпустили несколько недель назад. Полиция так и не смогла ничего ей предъявить.
– Выдающаяся женщина! – добавила поэтесса, посоветовав Собе не покидать тюрьму: она считала, что восстание скоро будет подавлено, а сбежавших поймают, будут пытать и расстреляют. – Нас ждет кровавая баня!
Соба Младший согласился. Он заключил ее в крепкие, долгие объятия и ушел навстречу улицам, тонущим в потоках солнечного света. Первым делом надо было найти Мадалену. Он искренне хотел попросить у нее прощения, хотя и знал, что своим появлением может лишь снова навредить ей. Полиция первым делом начнет искать его у нее дома. Он бродил по городу потерянный, в тоске и тревоге, время от времени наблюдая издалека то группы протестующих, то перемещения сил сторонников президента. Какой-то человек увязался за ним с криком: “Фракционер, фракционер!” Тотчас собралась толпа, готовая схватить его. Соба Младший был метр восемьдесят пять ростом, с длинными ногами. Подростком он занимался легкой атлетикой. Однако месяцы, проведенные в тесной камере, лишили его прежней выносливости. Первые пятьсот метров он удерживал бежавших за ним на приличном расстоянии, даже поверил, что получится от них оторваться. Однако число преследователей все росло. Он чувствовал, как грудь разрывается на части. Пот струился по лицу и застилал глаза. Неожиданно перед ним возник велосипед. Не успев увернуться, он упал вместе с ним, но тут же поднялся и, запрыгнув на велосипед, снова оторвался от толпы и свернул в переулок. Тупик. Бросив велосипед, он попытался перебраться через стену. Камень ударил ему в затылок, Соба почувствовал вкус крови во рту, в глазах потемнело. В следующее мгновение он был уже в машине, в наручниках. По бокам сидели двое военных. Они все время кричали.