Книга Василий Белов. Рассказы о всякой живности - Василий Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катька потрясла головой:
– Ну, никому-никомушеньки.
Минька посмотрел на Хомутова и Стасика.
– Тогда пусть клятву дает, – сказал Хомутов.
Катька одним махом, с одной только передышкой, проговорила клятву. Все закричали «ура», и Хомутов побежал искать сумку с пряниками.
(Как пробовали уху. Существительное женского рода от слова «хомут». Упражнение йогов.)
Сумка лежала на боку, и он сразу почуял неладное. В чем дело? Почему пряники валяются? А пирога вообще не было, одни крошки.
– Идите сюда! – закричал Хомутов. – Украли пирог!
Все прибежали на место происшествия. Пирог не нашли.
– Может, это кот? – сказала Катька.
– Коты в лесу не живут, – сказал Стасик. – Это мыши. Или крот.
– А может, заяц?
– А может, волк или медведь?
– Наверно, лиса.
Ребята так и не могли решить, какой зверь слопал хомутовский пирог. Минька собрал остатки в одно место и предложил по очереди караулить вора.
– Минь, а когда обедать?
– Пошли!
– Айда!
– Ух!
Притащили старое сухое дерево, чтобы сидеть.
– А чем хлебать-то?
Ложка оказалась только одна, в рюкзаке Стасика. Разделили на четыре части большой кусок хлеба. Решили хлебать уху по очереди. Стасик зачерпнул, подул и хлебнул. Поморщился.
– Теперь ты, Минька!
– Нет, Стаска, давай сразу каждый по десять ложек. А если останется, то еще по десять.
Но Стасик молчал.
– Ты чего не хлебаешь? – спросил Минька.
– Не хочу.
Минька сердито подал ложку Хомутову. Тот хлебнул и отдал ложку обратно Миньке.
– Пусть Катька ест! – вконец разозлился Минька. – Сидите тогда голодные.
Минька подал ложку Катьке, сам посмотрел на Хомутова:
– Почему не хлебаешь?
– У меня зуб, – сказал Хомутов и потупился.
– Хомут! – заорал Минька. – Погрел бы во рту горячей ухой, вот и зуб перестал бы. Эх ты, хомут!
– Я… я тоже хомут, – задумчиво сказал Стасик.
– И я хомут, – проговорила Катька.
– Хомутка, – поправил Стасик.
– Хомутиха.
– Нет, хомутовка!
– Спорим?
Минька и Стасик заспорили с Катькой, как правильно. Вдруг все сразу стихли и поглядели направо. Хомутов сидел не шевелясь на бревне и шмыгал носом. Слезы одна за другой подсыхали на грязной шее.
– Ладно, – смутился Минька. – Ты чего? Я ведь не нарочно.
– И я! И мы! – обрадовался Стасик. – Мы тоже! Знаешь чего?
– Вот на-ко утрись. – Катька, как большая, подала Хомутову свой носовой платочек.
Хомутов всхлипнул и заморгал мокрыми ресницами. Широкая ясная улыбка осветила его заплаканное лицо, когда Катька сама вытерла ему сначала одну, потом другую щеку.
– А уха-то? – Минька хлебнул полную ложку и так сморщился, что один глаз у него совсем закрылся.
– Вот, понял теперь? – засмеялся и захлопал Стасик. – Понял, Миня, какая уха-то?
Все тоже хлопали, и смеялись, и смеялись, и чуть не упали с бревна, на котором сидели.
– А кто солил-то? – спросил Минька, когда перевел дух.
Оказалось, что солили понемножку, но все.
Минька вылил уху в траву и разделил картошку с рыбой. Потом вскипятили воду, заварили листья смородины и долго пили чай с Хомутовскими пряниками. Минька увидел, как у Стасика шевелились уши, когда он жевал пряник. Решил тоже так научиться. Через минуту все четверо сидели в ряд на бревешке и старательно учились двигать ушами.
– Шевелятся? – спросил Минька Стасика.
– Не, – посмотрел и сказал Стасик. – А у меня?
– А у меня?
– А вот я уже научилась! – сказала Катька. – Вот, глядите, я научилась.
Все посмотрели на Катьку. Но ни одно ухо у нее не сдвинулось! У нее шевелились брови, нос, рот. Катька помогала даже плечами, но уши не шелохнулись.
– Минь, а зачем надо уметь? – спросил Стасик. – Ушами-то?
Минька подумал и сказал:
– Упражнение йогов.
Все вновь старательно продолжили тренировку.
(Кочегары. Катька ревет. Три способа добывать веснушки.)
Такой долгий, интересный и солнечный был этот день! Успели сделать все. Катька насобирала целую кружку земляники, Хомутов наломал дополнительных дров, а Стасик наудил рыбы. Минька же все это время был кочегаром. Он обследовал всю большущую печь, у которой внизу имелось три топки. Над каждой топкой виднелось по большой круглой дыре. Это туда закладывали бересту, закрывали ее железной заслонкой, а все щели плотно замазывали глиной. «Круглые, а называются кубы, – с недоумением подумал Минька. – Ох и грязищи, наверно, там!»
Он проверил один куб. Не очень-то там было чисто! А что лучше: тепло и грязно или холодно и чисто? Минька не стал отвечать на этот вопрос. Он решил вычистить куб. Вытащил оттуда остатки сморщенной черной бересты и велел Хомутову наломать свежий веник. Стасик тоже явился с речки, втроем они быстро вычистили все три глиняных куба. Теперь можно было разводить огонь в топках.
Натаскали дров. Хомутов быстрее всех разжег свою топку. Самым последним оказался Стасик.
Наконец разгорелись дрова во всех трех печках. Дым повалил из трубы. Поглядев издали, можно было подумать, что дегтярный завод пущен на полный ход.
«А что? – подумал Минька. – Вот возьмем нагоним дегтю. Вон сколько бересты зря валяется». Он поделился этой мыслью со Стасиком, Стасик с Хомутовым. Мысль была такая заманчивая, что даже помыться в речке забыли. Катька увидела таких грязнуль и присела. Так ей стало смешно.
– А ты рыжая! – разозлился ее брат Стасик.
– Рыжая, рыжая! – поддержал Стасика Хомутов. – Вся в веснушках, пегая.
Что правда, то правда. Катька была такая веснушчатая, что даже сама себя не любила. Хомутов твердил все одно и то же, что она и сама знала. Уставился как дурачок. Она вначале затихла и задумалась. Потом ушла за угол. Потом стала реветь. Ей было так обидно, что она ревела сначала тихо, но потом начала все громче. И наконец Катька разревелась что было сил.
Все три дегтяря давно перестали дразнить ее веснушками, а она ревела на весь лес и никак не могла остановиться.
