Книга Главная тайна ГРУ - Анатолий Максимов

Советская разведка в тот момент не располагала источниками информации непосредственно в высшем руководстве страны, но в ряде основных госучреждений США агентурные позиции имелись. Подобная ситуация сложилась накануне войны с Германией. У советской разведки не было агентуры в руководстве Третьего рейха, а содержание плана «Барбаросса» все же стало известно [2]. О подготовке американского вторжения на Кубу советская сторона узнала еще до утверждения этого плана. То есть когда он существовал как один из вариантов возможных военных действий. Так, кубинской и советской разведками еще в декабре 1959 года были получены сведения о наборе и подготовке наемников в третьих странах Центральной Америки. В сентябре 1960 года поступили сообщения об активизации вербовки наемников даже в Европе, например во Франции. В октябре стало известно о том, что, во избежание вмешательства СССР и других стран в защиту Кубы, наемников стали искать среди кубинской эмиграции. Американская сторона передала им «в дар» десантные суда и 90 самолетов, подготовила 100 летчиков-кубинцев.

После поражения армии вторжения на Плая-Хирон (3000 наемников против 300 000 кубинцев) в апреле 1961 года советская разведка стала получать данные о подготовке американской стороной новой группы наемников для очередного вторжения. Такие сведения поступали до конца 1961 года.

Разведка отслеживала признаки подготовки широкомасштабной военной операции против Кубы: усиление воздушной разведки территории острова и активизация там агентурной разведки. В преддверии Карибского кризиса США осуществляли тактику запугивания, которая являлась составной частью их военной доктрины во все послевоенное время. Маршал А.М. Василевский, известный полководец времен Великой Отечественной войны, в своих мемуарах писал: «От враждебной политики соседнего государства до войны нередко бывает «дистанция огромного размера». Именно такую тактику применили американцы в Кубинском кризисе.

Как говорилось ранее, угроза применения силы вообще и ядерного оружия в частности находится на постоянном «вооружении» американских стратегов и по сей день — военных и политиков. Но особенно ядерный шантаж проявился в преддверии Карибского кризиса, пройдя красной нитью в политике США в отношении СССР.

Госсекретарь США (1953–1959) Джон Фостер Даллес еще в 1950 году, будучи министром обороны США, сформулировал принцип «балансирования на грани войны»: «При невыгодном для американского империализма развитии ситуации в решимости США пойти на риск войны никто не должен сомневаться. Если противник подумает, что мы не решимся занять рискованную позицию, тогда может начаться катастрофа» [3].

Впоследствии американские военные теоретики развили этот тезис, предложив «умение манипулировать угрозами». Затем были концепции «серии угроз», «действий у красной черты», «контролируемая эскалация» с ее 40 ступенями угроз, наконец, «потенциальное безрассудство» и «разумное безрассудство». Причем весь этот набор угроз должен был служить достижениям политических целей.

Опираясь на полученные от разведки сведения, советская сторона понимала, что при таком поведении противника отличить его реальные приготовления к внезапному удару весьма трудно от военно-политического шантажа. Более того, прослеживались элементы «кризисной дипломатии», которые также входили в набор американского искусства принуждения противника с помощью «системы угроз».

Случилось так, что Карибский кризис в большой степени оказался контролируемым обеими сторонами — американской и советской. Возможно, сами того не предполагая, советский и американский лидеры заняли в сложной ситуации фактического ракетно-ядерного противостояния разумную позицию, сформулированную еще древнекитайским полководцем Сунь-цзы: «Кто не умеет считать ущерб от войны, тот не может понять ее выгоды».

Конечно, Советская страна военных действий не хотела и не могла хотеть. Со стороны советского руководства действия вокруг Кубы и в период Кубинского кризиса были, конечно, шантажом, но собственного «разлива», — хотя и с далекой перспективой, но в пользу СССР и стран всего соцлагеря. Зачем Советскому Союзу был нужен такой шантаж? Вот об этом, точнее, о триедином эффекте от реализации задумок советской стороны и пойдет дальнейший разговор. Уже после исчезновения угрозы военного конфликта советский лидер Никита Хрущев в послании президенту Джону Кеннеди в дни Карибского кризиса признавался, что победил разум. Но ради чего нужно было так рисковать? И казалось бы, ответ лежит на поверхности…

В мае 1962 года советское руководство приняло решение о размещении на Кубе ракет с ядерными боеголовками. Об этом шаге советской стороны был извещен Фидель Кастро. Он согласился с мнением, что «для спасения кубинской революции требуется смелый шаг, поскольку в этом регионе мира соотношение сил не в пользу Кубы и СССР». Хрущев предложил «доставить ракеты и разместить их на острове незаметно и с соблюдением всех мер предосторожности, чтобы поставить американцев перед свершившимся фактом». Советский лидер аргументировал такое решение еще одним тезисом: «Американцам ничего не останется, как проглотить эту горькую пилюлю. Ведь мы же вынуждены мириться с американскими ракетами, размещенными вблизи наших границ в Турции».

Так была определена цель размещения ракетно-ядерного оружия на Острове Свободы — защита Кубы от возможной американской агрессии. Однако факт доставки советских ракет с ядерными боеголовками на остров — это весьма опасное политическое решение. Но само появление ракет на Кубе — это уже средство достижения поставленной цели. «Несомненно, это было, — отмечал бывший советский посол в США в период Кубинского кризиса А.Ф. Добрынин, — одной из главных причин». Да и сам Хрущев в своих мемуарах называет только эту причину как основной мотив.

Если обратиться к «постулату разумности», то налицо две его составляющие: цель — защита Кубы, средство — ракеты на Кубе. А результат?

После Второй мировой войны стратегический паритет с США складывался не в пользу СССР, особенно когда речь шла о ракетно-ядерном потенциале. Советских руководителей этот факт особенно беспокоил, ибо американцы имели значительное (многократное) преимущество: 5000 ядерных боеголовок против 300 советских. Если добавить к этому, что советская сторона на основе разведданных — достоверных и документальных — располагала сведениями об агрессивных планах ядерного нападения на СССР, то беспокойство советского руководства и военного командования было более чем обоснованным.

Установкой ядерных ракет на Кубе, которые могли поразить значительную часть территории Америки, советская сторона рассчитывала сформировать своеобразный военно-стратегический паритет с США. Речь шла не о подготовке к ядерной войне (любой части из нашего скромного арсенала ракет с атомным боезарядом хватило бы на всех, включая самоуничтожение), а лишь о получении равноправного политического статуса в отношениях с США и дополнительного веса в американо-советских переговорах, в частности по Западному Берлину, еще недавно бывшему камнем преткновения в Европе.