Книга О, возлюбленная моя! Письма жене - Вольф Мессинг

Драгоценная моя! Чуть больше суток прошло со времени нашего расставания, а я уже соскучился так, будто мы не виделись целый год! Да что там год! Десять лет! Вечность! Очень жаль, что условия нынешнего исследования не разрешают тебе быть рядом. Не могу судить о том, правы ли мои уважаемые профессора, но и возражать им не могу. Я уже знаю, что все труды добрейшего Павла Борисовича пропадут напрасно. Он так ничего и не сможет объяснить. Но я надеюсь на то, не вижу, не предчувствую, а всего лишь надеюсь, что материалы, собранные учеными за несколько лет, будут изучены и поняты в будущем. Не могу сказать, когда это случится, потому что в том, что касается меня самого, мой дар часто мне изменяет, но надеюсь. В конце концов, должно же быть всему научное объяснение. Я свято верю в науку. А как же иначе? Достаточно сравнить, какой была наша жизнь в начале века и какой она стала сейчас. Поэтому я принимаю участие в любых экспериментах, даже в тех, которые кажутся мне откровенно нелепыми. Ты помнишь, как я удивлялся, когда Павел Борисович водил меня по больницам и просил читать мысли тех, кто был без сознания или был психически болен. Я не видел в этом смысла и считал, что мы тратим время напрасно, но подчинялся. У ученых могут быть свои соображения, и вообще ход их мыслей устроен иначе. Обычному человеку хоть сто яблок на голову упади — ничего не случится. А ученый говорит: «Ага!» — и открывает закон земного притяжения. Главное не в том, что делают ученые, а в том, что они записывают каждый свой шаг, каждое слово. У Петра Борисовича в шкафу мне отведена целая полка, будто я Шолом-Алейхем или Горький. Только вместо книг там стоят папки с бумагами. Уверен, что и здешний профессор до конца недели соберет две папки.

Завтра будет тяжелый день. Для меня оборудовали помещение в подвале, где я должен буду провести почти весь день. Будки с металлическими стенами здешнему профессору мало, он непременно хочет провести исследования под землей. А ты знаешь, как я не люблю закрытые пространства с тридцать девятого года. Но что поделать. Русские очень точно говорят — назвался груздем, полезай в кузов. В поезде, по дороге сюда, я открыл для себя новое развлечение — начал сравнивать еврейские пословицы с русскими. Очень увлекательное занятие, много сходства, хотя и не всегда сразу сообразишь, что к чему. Например, «Хорошее слово приносит хороший ответ» — это все равно что «как аукнется, так и откликнется». Чепуха, конечно, но в поезде читать не могу, поэтому приходится развлекаться другими способами. Но зато в поезде замечательно спится. Признаюсь тебе, что в этот раз мне пришлось воспользоваться моим даром в личных целях, потому что мой попутчик, директор завода, очень настойчиво уговаривал меня с ним выпить. Не помогли ни ссылки на нездоровье, ни на то, что назавтра мне нужна свежая голова. Пришлось внушить ему, что он в купе один. Ты не представляешь, как он смотрел на проводника, когда тот обращался ко мне. Наверное, решил, что проводник сошел с ума или что сам выпил лишнего (так оно на самом деле и было). Для того чтобы не портить весь этот спектакль, я отвечал проводнику жестами. Если бы еще и пустота, к которой обращался проводник, вдруг бы заговорила, мой сосед мог бы на всю оставшуюся жизнь забыть о коньяке и пить только воду. Люди часто удивляют меня. Можно говорить, что выпивать не разрешают врачи или что утром надо иметь свежую голову, но все равно они будут приставать, говоря: «Давай выпьем» — и обижаться, что я не пью. Но когда однажды в Ташкенте я сказал: «Сейчас Песах, а в Песах еврею нельзя ни водки, ни пива», от меня сразу же отстали и никто не подумал обижаться. Мне сразу же принесли чаю.

Пока писал письмо, любимая моя, наступила ночь. Я сижу у открытого окна, наслаждаюсь прохладой и думаю о тебе. Сейчас ты скажешь: «Что это такое?! Написал гору всякой чепухи и теперь утверждает, что он думал обо мне!» Да, я думаю о тебе постоянно. Даже когда голова моя занята чем-то другим, в ней крепко сидят две мысли. Первая — о, как же хорошо, что у меня есть моя любимая, моя драгоценная, моя несравненная Аидочка! Эта мысль словно шамаш[35], от нее происходят все другие мои мысли. Вторая мысль — что сейчас делает моя Аида? Я знаю, что сейчас ты сидишь в кресле с книгой и думаешь обо мне. Я не перестаю удивляться тому, как по-разному передают людской облик фотографии. Есть люди, которые на фотографиях выходят в точности такими, как и в жизни. Но ты — особый случай. Ни одна фотография, как бы ни старался фотограф, не может передать и сотой доли твоего очарования. И внутреннего света она тоже не может передать. Надо быть великим художником, таким, как Рембрандт или Рафаэль, чтобы написать портрет, который будет похож на тебя. Как жаль, что я не такой!

Будет весело, если ты получишь это письмо в воскресенье, незадолго до моего приезда. А если оно придет позже, то я прочитаю тебе его сам. О, как же приятно писать тебе письма! Я так давно не писал никому писем по зову души, а не по делу, что почти забыл о том, как это приятно! Все, что связано с тобой, приятно и радостно. В голове моей витают игривые мысли, любимая моя. Я смотрю на мою кровать, она какая-то особенная — высокая и вместо сетки у нее железная решетка, но благодаря мягкой перине спать очень приятно. Видела бы ты эту перину. Наверное, ее принесли сюда из царского дворца, такая это роскошная вещь. Когда я прилег на нее, было такое ощущение, будто я парю в облаках. Обстановка в моей комнате совсем не больничная. Есть письменный стол, три стула, удобное кресло. Но что мне эти удобства, драгоценная моя, если рядом нет тебя? Пишу эти строки и напеваю: «Нет лучше моей любимой, она как Луна среди звезд…»

Целую тебя тысячу раз, драгоценная моя!

До скорой встречи.

Твой В.

3 марта 1950 года

Любимая моя Аида!

Наверное, смешно выглядит тот, кто после долгого телефонного разговора садится писать письмо, но мне захотелось это сделать. Когда я пишу тебе, драгоценная моя, у меня возникает такое ощущение, будто ты сидишь рядом. Такова магия письма. Кроме того, мне очень нравится писать тебе письма, а такая возможность, к счастью, предоставляется нечасто. К счастью, потому что ты знаешь, как я не люблю расставаться с тобой. Праздник без тебя не праздник. Жизнь без тебя не жизнь. Не прими мои слова за упрек, я прекрасно понимаю Ирочкино[36] состояние и понимаю, что твой долг быть сейчас рядом с ней, я просто констатирую факт. Сегодня Пурим, но настроение у меня как Девятого Ава[37]. Какой праздник может быть без моей любимой жены? С кем мне разделить праздничную трапезу? Праздник был, когда мы разговаривали с тобой, но как только нас разъединили, праздник закончился. Домой с почтамта я шел кружным путем. Надеялся, что погожий день поднимет мое настроение. Но надежды были напрасными. Мало того что обстановка сложная, все празднуют праздники по домам, в гости не ходят[38], так еще и ты уехала. Дома вспомнил слова отца, да будет благословенна его память. Когда я начал выступать, он сказал мне: «Займись делом, которое приличествует еврею, сын мой. Иначе настанет день и ты будешь праздновать Пурим и Песах в одиночестве». И вот я в первый раз сижу в Пурим дома один. Раньше, даже до знакомства с тобой, где бы я ни был, всюду находились один-два человека, с которыми я мог сесть за стол. Сегодня же все делают вид, что никакого праздника нет, и я никого не осуждаю за это. Надо привыкать, ведь еще три Пурима будут такими[39].