Книга Совесть королям - Мартин Стивен

— Надеюсь, вы приятно провели день, — учтиво произнес Грэшем. Сесил умирал в страшных мучениях. Для Кока же не было ничего приятнее, нежели найти новые причины для ненависти к католикам, содомитам и собственной дочери, не говоря уже о любом, кого король возжелает упрятать за решетку по своему первому требованию. Для Грэшема же не было ничего труднее, чем сохранять учтивость, общаясь с такими лицемерами, как Кок.

— Я беру ванны, сэр Генри, — произнес Сесил надтреснутым голосом, однако тон оставался по-прежнему надменным. — Для меня сделали странное приспособление, нечто вроде кресла, в котором человека опускают в воду. Надо сказать, веревки иногда цепляются и путаются, и это довольно неприятно. Мои многочисленные лекари твердят, что для меня крайне важно не опускаться глубже, чем по пояс.

— О да, милорд, — откликнулся Грэшем. — В следующий раз я непременно должен присутствовать, когда вас будут спускать в водную бездну. На всякий случай. Вдруг возникнет необходимость перерезать веревку…

— Милорд, есть ли необходимость в подобной дерзости? — проговорил Кок ледяным тоном.

Сесил повернулся к сэру Эдварду Коку. Надо сказать, что это усилие дорого ему стоило. Юрист несколько секунд выдерживал взгляд Сесила, однако затем все-таки опустил глаза. Высокий, внушительного вида мужчина с вытянутым лицом, Кок не знал, какую позицию ему занять в словесном поединке двоих противников. Он жаждал власти, стремился повелевать людьми и терпеть не мог, когда эта власть переходила в руки других. «Уж слишком ты привык быть одновременно и судьей, и присяжным», — подумал Грэшем.

Сесил издал звук, который вполне мог сойти за смешок, если бы не странный сухой хрип, вырвавшийся из его легких.

— Ах, сэр Генри! Вы, как всегда, все шутите! Как мне нравилось ваше чувство юмора, особенно в те годы, когда мы с вами встречались чаще! Какое удовольствие я получал!

— О да, — произнес Грэшем. — Примерно так же, как телу нравится, когда в него впивается кинжал. Удовольствие, какое получает заяц, когда за ним несется стая гончих.

— Не кажется ли вам, что сейчас не время для подобных разговоров? — Голос Кока прозвучал резко, хотя ему было далеко до грозного рыка, которым он имел привычку разговаривать в зале суда с теми, кого намеревался отправить на смерть. Поговаривали, что во время пыток сэр Эдвард разговаривал с людьми мягко и вкрадчиво, зато позднее, кода те оказывались на скамье подсудимых, превращался в самого дьявола.

Сесил поднял руку. Одеяло упало. Кок тотчас осекся, не зная, что за этим последует. Грэшем в ужасе воззрился на руку умирающего. Кожа оказалась совсем желтой и болталась складками, словно под ней не было плоти. Губы у милорда Солсбери были иссохшие, зубы сгнили, десны отступили куда-то назад, словно морской прилив… Становилось ясно видно, что даже такое простое движение, как поднятие руки, стоило больному неимоверных усилий и вызывало страшные мучения.

— Должно быть, сэр Эдвард, вы опасаетесь, что если я не потороплюсь прервать этот наш разговор, то отойду в мир иной прежде, чем мы его завершим.

Коку хватило благоразумия не поддаться на этот выпад.

— Милорд, разумеется, у меня и в мыслях не было ничего подобного…

И хотя на первый взгляд слова его прозвучали подобострастно, это «разумеется» придало им дерзкий оттенок.

— Я бы на вашем месте не стал этого отрицать! — воскликнул Сесил, в котором на мгновение проснулся былой бойцовский дух. — Возможно, вы правы, призывая меня поторопиться, сэр Эдвард. И хотя в моей власти вся Англия, над смертью не властен даже я.

«Что верно, то верно, — подумал Грэшем, — хотя ты в свое время и отправил на смерть не один десяток людей».

Превозмогая мучения, Сесил повернулся к Грэшему:

— Сэр Эдвард находится здесь потому, что он переживет меня. Как человек, наделенный немалой властью…

При этих его словах Кок отступил на шаг, чтобы отвесить короткий поклон. Лицо его не выдавало никаких эмоций.

— Необходимо уладить одно дело, и для этого понадобится его власть. Кроме того, не исключено, что мне также понадобится ваша помощь.

«Ага. Вот оно что», — подумал Грэшем. Ничто не дрогнуло в его лице, оно не побледнело и не налилось кровью. Жилка на шее билась с той же частотой. Грэшем знал, как сохранить внешнее спокойствие, когда внутри бушует пламя.

— Сэр Эдвард, будьте добры, оставьте нас вдвоем на несколько минут. Сэр Генри, думаю, то же самое касается и верзилы, которого вы привели с собой.

Грэшем кивнул Маниону, и тот неслышно, как тень, выскользнул за дверь, что выглядело довольно неожиданно для человека его комплекции. Кок был явно задет просьбой Сесила. Он расправил плечи, выпятил подбородок и положил руку на рукоятку шпаги.

— Мудро ли вы поступаете, милорд?

В голосе его звучал настоящий вызов — едва ли не пощечина лорду Солсбери. Однако хозяином положения все же был Сесил.

— Мы договорились, что я обращусь к сэру Генри с некоей просьбой. И я хотел бы это сделать в последние дни моего пребывания на этой земле — причем с глазу на глаз. Вы получили от меня все необходимые вам сведения. Надеюсь, найдется возможность удовлетворить каприз старика, которому вы, как полагаю, многим обязаны.

Кок на мгновение застыл на месте, словно не зная, как ему отреагировать на слова Сесила. Все же он коротко кивнул Грэшему — это не столь неучтиво, нежели не поклониться вообще, — и, громко топая, зашагал к двери.

Шпага у него была, наверное, только для того, чтобы произвести впечатление на жителей Бата. Хотя с первого взгляда становилось ясно, что фехтовальщик из него никудышный. Кок слишком резко развернулся на месте, ножны дернулись, и когда он шагнул к двери, перегородили ему дорогу. Кожаный пояс был крепок и потому не порвался, а вот подошвы сапог оказались скользкими. Кок потерял равновесие и неуклюже растянулся на полу. Шпага выскочила из ножен и шлепнулась на пол рукояткой к Грэшему.

— Я принимаю вашу капитуляцию, сэр Эдвард, — негромко произнес тот, — хотя и привык к более продолжительным поединкам.

Глаза Кока сверкнули ненавистью. Он до сих пор оставался приверженцем пышных воротников, которые были в моде в дни королевы Елизаветы. При падении воротник съехал в сторону, отчего Кок теперь имел довольно комичный вид. Вскочив на ноги, он схватил шпагу, сунул ее обратно в ножны и вышел вон, громко хлопнув дверью. От удара с гардин посыпалась пыль. В нездоровом свете, проникавшем сквозь окна, заплясали мириады пылинок.

— Да, сэр Генри, — произнес Сесил на удивление бодрым голосом, — у вас редкий дар настраивать людей против себя.

— Благодарю вас, милорд. Однако как мне кажется, он у нас с вами общий. Быть ненавидимым — тоже своего рода привилегия. Да и есть ли на свете человек, кого сэр Эдвард любит, помимо самого себя?

Сесил рассмеялся, однако смех этот тотчас перешел в надрывный кашель, который, казалось, был способен вывернуть наизнанку его нутро, от живота до легких, чтобы потом исторгнуть кишки наружу. Грэшем шагнул ближе, чтобы помочь лорду Солсбери, однако умирающий жестом велел ему отойти прочь и ждать, пока приступ не прекратится.