Книга Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати

Учреждение Трёхсторонней комиссии иллюстрирует ещё один аспект рождавшегося промежуточного мира внешней политики, в котором так уверенно чувствовали себя Киссинджер и Бжезинский, – образование политических групп и целой сети связей в Соединённых Штатах и за их пределами. Как мы видели, Киссинджер создал обширную сеть зарубежных контактов на Гарвардском Международном семинаре, которым руководил с 1951 по 1965 год (и ещё раз в 1967 году). Его карьерный рост также ускорила работа в Фонде братьев Рокфеллеров в качестве директора Проекта специальных исследований фонда; немало пользы принесло и знакомство с губернатором штата Нью-Йорк и кандидатом в президенты Нельсоном Рокфеллером. Бжезинский поддерживал выгодное знакомство с другим Рокфеллером, братом Нельсона Дэвидом, председателем банка «Чейз Манхэттен Банк» и председателем Совета по международным отношениям (с 1970 года). В 1972 году Дэвид Рокфеллер и Бжезинский вместе с Робертом Боуи, Генри Оуэном, Макджорджем Банди и другими договорились об учреждении Трёхсторонней комиссии – частной организации представителей элит Европы, Северной Америки и Японии с целью обсуждения и поиска решений мировых проблем, возникающих в связи с растущей зависимостью государств друг от друга. Любопытно, что поводом для создания этой комиссии отчасти стало нежелание другой организации, созданной в разгар холодной войны Бильдербергской группы, или Бильдербергского клуба, принимать в свои ряды японцев для обсуждения трансатлантических вопросов[30]. Как Киссинджер, так и Бжезинский, конечно же, посещали некоторые заседания Бильдербергского клуба, на которых присутствовали влиятельные европейцы и американцы, и были частью этой трансатлантической сети, созданной в послевоенные десятилетия, которая включала в себя Атлантический совет, Институт Аспена, Зальцбургские семинары и Мюнхенскую конференцию по военным вопросам.

Если в ведущих кругах старого истеблишмента до сих пор ценились скрытность и конфиденциальность, то ситуация быстро менялась. В 1960-х и 1970-х годах ещё одним ключевым фактором той среды, в которой вращались Киссинджер и Бжезинский, стали средства массовой информации. Если вопросы международных отношений раньше освещались, преимущественно, в «высокой прессе» – примером тому служат Уолтер Липпман или Джозеф Элсоп, – то со временем большое влияние обрели радио и телевидение. Средства массовой информации становились всё более активными и даже агрессивными, не стеснявшимися выражать свою точку зрения (переломными моментами здесь можно назвать Вьетнамскую войну и Уотергейт) – например, в эту эпоху возникли редакционные статьи и колонки комментаторов. Киссинджер и Бжезинский высоко ценились, как комментаторы по международным отношениям, не только в «Форин афферс», но и писали статьи для таких изданий, как «Нью Рипаблик», «Ньюсуик» и, конечно же, «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс». Они умели увлечь читателя, чётко изложить суть вопроса и привести запоминающуюся цитату. И, конечно же, им нравилось внимание публики, способствующее их известности.

Оба рано начали выступать по телевидению. Например, в июне 1965 года Бжезинский выступил в прямом эфире на канале Си-би-эс вместе с исследователем из RAND, чтобы помочь бывшему декану Гарварда Макджорджу Банди, на тот момент советнику по национальной безопасности при президенте Линдоне Джонсоне, привести аргументы в пользу войны во Вьетнаме. Всем троим противостоял Ганс Мортентау, известный профессор Чикагского университета и основатель реалистичной школы международных отношений, при содействии двух других настроенных против войны экспертов[31]. Двумя годами ранее между Киссинджером и Бжезинским произошёл забавный обмен мнениями. Киссинджер жаловался: «Я слышал, что вы советуете нью-йоркской образовательной передаче пригласить меня в качестве проповедника «жёсткой» позиции [в американо-советских отношениях]. Я, разумеется, польщён таким вниманием ко мне. Но мне не нравится навешивание ярлыков, и я не знал, что вы, оказывается, гораздо мягче меня. К тому же, как я могу надеяться сохранить свою репутацию здравомыслящего [wize] человека, если вы не позволите мне хотя бы сделать вид, что я занимаю взвешенную среднюю позицию?» Через несколько дней Бжезинский отправил свой ироничный ответ: «В том смысле, в каком Эрих Фромм называет некоторые типы «мягкими», вы, несомненно, служите образцом «твёрдого», то есть трезвого, свойственного государственному деятелю реалистичного подхода. Я только собирался сделать небольшое умеренное вступление, чтобы заложить основы для разгрома «мягкотелых». Так что ваша репутация здравомыслящего (кстати, в Колумбии мы пишем это слово [wise] через букву s, как в словах ‘Soviet’ и ‘Stalin’) человека нисколько бы не пострадала»[32].

Роберт Ловетт или Джон Маклой ни за что бы не согласились выступить по телевидению, но представители новой элиты состязались между собой за право быть увиденными и услышанными в новой среде, в которой освещение международной ситуации средствами массовой информации становилось всё более и более важным. В этой новой социальной системе социальные связи и публичность дополняли и усиливали друг друга. Человек, опубликовавший книгу и какую-нибудь более специализированную статью в «Форин афферс», привлекал к себе внимание как потенциальный автор «Нью-Йорк таймс». Колонка комментатора в «Таймс» или статья в «Ньюсуик» (где Бжезинский публиковался с 1970 года) могла попасться на глаза администрации и послужить поводом для общения. После этого какой-нибудь из «мозговых центров» мог пригласить его в свой штат, а Бильдербергский клуб принять в свои ряды, благодаря чему у автора появлялись новые знакомства и он становился ценным сотрудником, потенциальным университетским профессором или влиятельным общественным экспертом. Благодаря своей работе в Совете по международным отношениям, а также публикации книг и статей, Киссинджер, как уже было сказано, в 1958 году был назначен Макджорджем Банди заместителем директора CFIA, а после ему предложили временную должность консультанта Совета по национальной безопасности (впрочем, с этим вышло не всё благополучно, поскольку в 1961 году Банди постарался отстранить Киссинджера). На основании примерно того же опыта Генри Оуэн, тогдашний директор Совета планирования Государственного департамента, и Уолт Ростоу, сменивший Банди на посту советника по национальной безопасности, предложили Бжезинскому должность в Совете планирования в 1966–1968 годах.

Но чтобы занять ведущие позиции и по-настоящему определять внешнюю политику США, а не просто выполнять второстепенную роль помощников истеблишмента, необходим был успех в другой области – в избирательных кампаниях. Ещё в 1960 году Кеннеди по-прежнему предлагал ключевые позиции в своём кабинете Роберту Ловетту и другим представителям старой элиты, обладающим престижем и связями, причём вне зависимости от партийной принадлежности. Но эта эпоха подходила к концу, и сам Кеннеди начал нанимать новых профессионалов, таких как Уолт Ростоу, – профессоров и экспертов, служивших ему советниками во время предвыборной кампании.