Книга Стриптиз на 115-й дороге - Вадим Месяц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сашук тоже поигрывал на гитаре – обыкновенной, ширпотребной. Однажды на рыбалке, когда дождь застал нас под развесистой березой, он за ночь подобрал проигрыш к «Fragile» Джона Андерсона. После того как Лапина порезали и чуть было не убили в одной совместной потасовке, он полностью переключился на фортепиано и играл только классическую музыку. Побывав в гостях у клинической смерти, люди меняются.
Лекцию по «Темной стороне луны» назначили на послеурочное время в субботу. Лапин притащил из дома свою «Вегу». Трогать «Филлипс» родители мне запретили. Народ собрался преимущественно на танцы. Наш доклад шел как бы в нагрузку.
Лапин вышел к доске и объяснил, в чем видит смысл и значение прогрессивного рока. Он сказал, что это что-то типа фьюжн в джазе, где употребляется синтез всех стилей – от высокого до низкого.
За окнами цветом черемух и яблонь наливалась весна: природа не способствовала восприятию лекции. Нашей классной происходящее нравилось. Она стояла у двери и согласно кивала головой каждому слову Лапина. Иветта активно скучала. Мы уже несколько раз трахались с ней под «Пинк Флойд», но ей это казалось слишком вычурным.
Я сказал, что «Dark Side» появился в результате дискуссий музыкантов на кухне их барабанщика Ника Мейсона на Сент-Огастин-роуд, в местечке Камден. Я хотел показать, что великие вещи создаются не на небесах, а по соседству. Музыку, по традициям советской эпохи, рассмотрел с классовых позиций.
– Это едкая критика современного буржуазного общества. Глубокая философия. Песня «Тайм» говорит нам о бессмысленности существования, песня «Деньги» напоминает, что именно деньги правят западным миром. У них было шестнадцатидорожечное звукозаписывающее оборудование, – добавил я. – Нам бы такое!
Я трепетно вынул из пакета голубой диск и показал его одноклассникам.
Мы поставили композицию «Тайм» о бессмысленности существования и с чувством прослушали тикающее, звенящее, пересыпающееся глухими стуками и влажными звуками вступление. Когда Гилмор запел, я неожиданно для себя запел тоже.
Лапин пел вместе с Ричардом Райтом припевы. Мы не сговаривались.
– Приеду домой, надену наушники и буду плакать, – сказал крупный мальчик Сережа Панин, и девушки засмеялись.
На перемене перед танцами ко мне подошел Андрей Финк и сообщил, что Бобровский с дружками испортили мои пластинки.
– Они их записали, а потом «отутюжили». Крутили на «Аккорде» в учительской, грели на батарее. Говорят, папа Месяцу еще купит. Сейчас штампуют копии.
Я попросил Лапина вести дискотеку и помчался по школе в поисках кого-нибудь из банды. Коломийца встретил на лестнице у раздевалки. Он шел с Павликом Сидоренко, который стучал у нас на барабанах.
– Я слышал, ты обоссался, когда приглашал Мэри на медленный танец, – сказал я.
И пока он хлопал глазами, вписал ему в шкварник.
Небольшого роста белобрысый Коломиец отлетел к стене. В этот момент Сидоренко заехал мне сбоку локтем по носу. Он был каратистом, но этот удар к спорту не относился. Я сел на пол, едва не потеряв сознание.
Разгром империи пошел по нарастающей. Пластинки мне вернули. «Сержант» действительно был чудовищно покоцан: за пару дней его состарили на десять лет, и он звучал теперь как пластинки Утесова. Диски с Сидом Бареттом деформированы: у одной изогнулись края, а другая пошла волнами. Бобровский донес в партком, что я распространяю идеологически вредную музыку, а там, где рок-н-ролл, там и фарцовка, и аморалка, и мордобой. Счастье не должно остаться безнаказанным. Олег Нижник отказался вернуть мне шикарный плакат с Робертом Плантом, сказав, что его похитили форточники. Когда я зашел к Штерну забрать свои старые джинсы, оказалось, что он порезал их на заплатки.
Белки моих глаз почернели, приобретя дьявольский антрацитовый блеск. Нос стал пластичным и безболезненно перемещался из стороны в сторону. Я сидел у окна в кресле, положив ноги на подоконник, держал голубой диск обеими ладонями и смотрел на восхождение радуг на темном небе. Недавно прошел дождь, и облака оставались свинцово-синими. Радуги на этом фоне смотрелись эффектно. Иногда я смотрел на мир через «Dark Side of the Moon», и тогда все становилось синим. Благодаря нашей с Лапиным дискотеке эта пластинка осталась целой и невредимой.
В комнату вошел отец. Мама уже сообщила ему, что я вернулся в непотребном виде. Он подошел ко мне, нагнулся и посмотрел в глаза.
– Из-за бабы, – поспешил ответить я. – Обычная история.
– Из-за этой шлюхи? – воскликнул он. – Я так и знал.
Когда он удалился, я с веселой мрачностью пропел песенку, которую никогда бы не спел на школьной сцене:
Вечером к поселку причалило блядское туристическое судно и перепутало Лапину его перетяги и закидушки. Он воспринял это как плевок в лицо рыбака. Была безветренная ночь, река Обь отражала звезды, мы со Штерном брели по берегу, думая о Владимире Ленине. Ленин тоже когда-то был молодым, собирался с друзьями на пикники и мечтал.
– Все начинается с малого, – говорили мы. – Даже наша компания – первичная ячейка общества.
Мы, как и Лапин, рыбачили, но предпочитали делать это высокотехнологичным образом. Мы просто гуляли по берегу: я зацеплял ногой чужие закидушки и вытягивал их на берег. Штерн, который шел сзади, снимал рыбу и складывал ее в пластиковый пакет. Зрелище невинное. Похоже на то, что человек завязывает шнурок. В тот вечер мы «навязали» пять стерлядок, налима и кучу частиковых на засолку.
Когда увидели Лапина, он уже разделся по пояс. Мышцы на плечах переливались свинцом, кудри на голове рогатились.
– Всем стоять! – орал он.
И кидал по теплоходу камнями.
– Пойдем на танцы, – сказал Штерн Лапину. – Прижмемся к кому-нибудь.
– Суки, – продолжил Сашук, почувствовав в нас подмогу. – Давайте проберемся туда.
Трапы корабля были убраны. Народ гулял по палубам с бокалами, наблюдая жизнь робинзонов. Для усиления образа мы с Женькой тоже кинули пару булыжников в отдыхающих. В конце концов, теплоход бесстыдно причалил к нашему месту. Самцы должны охранять свою территорию.
Война Сашука с теплоходом «Максим Горький» началась около часа назад. Оба уже успели нанести друг другу смертельные обиды. Сашук уверял, что какой-то пролетарского вида турист в ответ на его замечания показал ему голую жопу.
– Я ее запомнил, – мстительно шептал Лапин. – Я эту жопу в любой бане узнаю.