Книга Вы там держитесь… - Диляра Тасбулатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Костыли для оленя выпишу.
Тетка багровеет, девушка на рецепции зажимает рот, чтобы не расхохотаться, а охранник вдруг говорит:
– Я вас помню (и смеется). Вы одного парня довели, рассказывая, что ходите в парандже и внутри нее курите (и хохочет). Я тогда в магазине охранником работал – в ночном, вы за сигаретами приходили.
Тетка говорит зло:
– Так это клоун?
– Ну конечно! (говорю я). Под видом пациента я развлекаю больных. Повышаю им настроение. И адреналин.
– Вы мне его только понизили.
Я потупилась:
– Я (говорю) пока на курсах повышения квалификации: иногда и проколы бывают.
Тетка внезапно бодро говорит:
– Ну седня не получилось, в следующий раз получится!
– Думаете, не получилось? (спрашиваю).
– Получилось! (хором говорят охранник и девушка на рецепции).
– Кому как (говорит тетка). До костылей я всему верила.
– Да (говорю), вы правы: нереалистично. Хотя вот в Европе и США даже крокодилам зубы лечат.
Тетка рассердилась:
– Так, вы опять?
Охранник и девушка (хором):
– Правда лечат!
Тетка:
– Да вы что, сговорились тут все, штоле? Крокодилам! Это ж надо! Мне вот никогда не лечили (тетка открывает широко рот и показывает свой беззубый рот).
Мы все отшатываемся.
Тетка говорит (довольная):
– Че, страшно? То-то вот!
И уходит.
Охранник говорит мне:
– Ну вы даете! Хахахахаха! Приходите еще! А то стоять здесь целый день тоскливо.
– Приду, можете не сомневаться.
– Ха-ха-ха, ждем!
Вот мне все говорят: «Где ты это берешь, эти твои рассказки?»
Ну где, где?..
Скажем, аккурат в Пасху приходит почтальонша, приносит посылку.
Я спрашиваю, как ее зовут.
Она говорит:
– Надежда. Но завтра будет Вера работать.
– А Любовь когда? (наугад спрашиваю, но с намеком, конечно).
– А в субботу (говорит, не моргнув глазом).
– Не хватает только Софьи (опять наугад говорю, с намеком).
– А Софья Семенна, наша начальница, разрешает только бандероли до двух кило носить. У вас, слава богу, почти два, но не два. Она строгая.
– Великомученица? (спрашиваю).
– Великомучительница (говорит замученная жизнью и стервой начальницей Надежда).
– Христос воскрес (говорю).
– Воистину (отвечает).
А вы говорите, откуда я все беру? Из жизни.
Парикмахеры щас стали тактичные: во времена моей тревожной молодости они все время дергали за голову и всяко-разно ругали мою внешность.
Но и в наши тревожные времена, когда все борются за клиента, я сумела-таки найти изумительную девушку.
Повертев мою бедную голову, она сказала:
– У вас нестандартный размер головы.
Я тактично промолчала. Что-то охнула, но ничего не сказала.
Это подбодрило парикмахершу, спровоцировав ее на дальнейшие антропологические исследования:
– Лицо у вас тоже нестандартное. Очень широкое.
Тут уж я решила ее потроллить.
– У меня (говорю) все нестандартное. В принципе меня вырастили в пробирке: до двух лет я жила в пробирке.
Парикмахерша посмотрела на меня с ужасом и сожалением.
– Как этот Пауль, который осьминог (продолжила я).
– Какой еще осьминог? (в ужасе вскрикнула парикмахерша).
– Ну, Пауль. Мой приятель. Предсказатель будущего. Я тоже, когда сидела в пробирке, предсказывала будущее. Могу и вам предсказать ближайшее будущее.
– Ну, предскажите (сказала она еще более надменно).
– Ваше будущее на ближайший час такое: вы лишитесь клиента. Клиент сейчас уйдет, и вы сможете отдохнуть.
– Ах, вот оно что! (опять взвизгнула парикмахерша). Я, оказывается, виновата, что у вас лицо широкое!
– Да нет (сказала я). Вы не виноваты. Вас же не учили стричь осьминогов.
Она так и осталась стоять с раскрытым ртом.
А девушка на рецепции предложила мне написать жалобу «на эту стерву». Но я не стала писать на нее жалобу. Она же не виновата, что у меня лицо широкое.
Мама же так это все прокомментировала:
– Это она на тебя должна жалобу написать. Она не обязана стричь каких-то там осьминогов.
Весной у метро «Планерная» стояла Кунфу Панда, ростовая кукла с очень страшным оскалом, и раздавала листовки – как дешево купить… надгробный камень.
К Панде подошел алкаш и сказал ей (ему, наверно):
– Эй, Панда! Ты че, похоронить нас всех хочешь?
Панда утвердительно кивнула огромной головой.
– Ишь ты! (сказал алкаш). С памятниками?
Панда (которая внутри куклы не может говорить) опять кивнула.
Алкаш почесал репу – что бы еще такое спросить?
И говорит вдруг:
– А ты трахаться любишь, Панда? Я видел по телику, что нет. Никак не могли тебя заставить, Панда, размножаться! Десять китайцев бились над тобой, Панда, чтоб ты трахнулась, ептить!
Тут Панда откидывает свою голову – как крышку люка, и оттуда появляется голова мужика лет сорока:
– Те че надо? (спрашивает голова).
Мужик говорит:
– Да ниче! Спросить, штоле, нельзя?
– Я при исполнении (говорит Панда). А ты мне мешаешь надгробья продавать.
Алкаш говорит:
– От ты мудак! Видуха у тебя страшенная, плюс эти могилы. Никто у тебя потому и не берет листовки.
Панда опечалился и говорит:
– Ну да, я раньше бутербродом работал, потом – человеком-пиццей, так у меня лучше брали. Наверно, ты прав: завязывать надо.
