Книга Загадка исчезнувшего друга - Анна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толстый Роман Иванович, немного поерзав, сказал:
— С трусами вроде порядок, но все равно — брюки жалко. Вдруг их еще в химчистку примут.
— Значит, брюки тебе жалко, а школьный стул пропадай! — обиженно произнес Арсений Владимирович.
Тут в дело вмешался Марат Ахметов.
— У меня есть предложение.
— Предлагай, — разрешил заместитель директора.
— Сейчас попробую от Романа Ивановича отковырять этот клей ножичком, — сказал Ахметов.
— Молодец, — похвалил Арсений Владимирович. — Действуй, но только осторожно.
— Чтобы, если так можно выразиться, тела моего не задеть, — напутствовал в свою очередь Роман Иванович. — Но вообще я тебе, Ахметов, доверяю. Ты у меня в последнее время хорошо по литературе идешь.
Марат Ахметов и впрямь за последнее время взялся всерьез за занятия. Многие учителя даже утверждали, что в этом есть что-то противоестественное и добром Ахметов не кончит. Их вполне можно было понять. С первого по девятый класс Марат едва перебивался с двоек на тройки. До тех самых пор, пока отец его, бывший носильщик на Курском вокзале, а ныне сверхкрутой бизнесмен, Хамитяй Хамзяевич Ахметов, не отправил сына в платную школу. Марат сильно затосковал без родного класса. И дал Ахметову — старшему клятвенное обещание хорошо учиться, если тот вернет его в две тысячи первую. Отец сдался. Сын пока слово держал.
Вот и сейчас, приблизившись к литератору с раскрытым перочинным ножом фирмы «Викторинокс», Марат предложил:
— А хотите, я, пока буду стул отскребать, прочту вам Некрасова?
И Марат с чувством продекламировал:
— О Муза! Я у двери гроба!.. Услышав про гроб, Роман Иванович поежился и сказал:
— После прочтешь, Ахметов. А сейчас тебе лучше не отвлекаться. Действуй молча.
Моя Длина фыркнула. Марат от неожиданности дернулся. Брючная ткань затрещала.
— Ты что с моими штанами делаешь? — горестно возопил пожилой учитель.
— Теперь, Роман Иванович, с ними уже ничего не сделаешь, — отозвался Марат. — Дырка насквозь.
— Видимо, материал разъело, — сказал Арсений Владимирович.
— Может, дорвем? — кинул на него вопросительный взгляд Ахметов.
— Дорывай, — разрешил заместитель директора.
— А как же я? — спросил Роман Иванович.
— У меня в подсобке старые галифе лежат, — отвечал заместитель директора. — Как-нибудь уж сегодня в них прокантуешься.
— Не прокантуюсь! — грянул Роман Иванович. — Мне твои галифе только на нос налезут!
— Может быть, ты и прав, — посмотрел Арсений Владимирович на грузного литератора.
— Не волнуйтесь, Роман Иванович. Я вам сейчас куплю новые брюки, — заверил Марат Ахметов.
— Я не могу принимать такие дорогие подарки от учеников, — заартачился литератор.
— Это не подарок, а компенсация, — покачал головой Ахметов. — Ведь я ваши брюки порвал?
— Порвал, — вынужден был согласиться Роман Иванович. — Но ты же ведь не нарочно.
— Все равно, раз нанес ущерб, то должен компенсировать, — стоял на своем Марат. — Меня предок так учит.
— В простом магазине не купишь, — мигом оценила габариты учителя Моя Длина. — Надо нам с тобой, Маратик, идти в «Три толстяка». Как раз на проспекте Мира магазин недавно открылся.
— Денег-то у тебя хватит? — осведомился директор.
— Без проблем, — вытащил из кармана Ахметов пластиковую карточку «Виза».
— Ну если в качестве компенсации, — сдался Роман Иванович.
— Сейчас все сделаем в лучшем виде, — засуетилась Моя Длина.
Добежав до кабинета домоводства, она принесла сантиметр. Марат под ее руководством тщательно обмерил литератора. И ребята побежали в магазин «Три толстяка».
Почти тут же после их ухода раздался звонок на перемену.
— Ой! — заволновался литератор. — Сейчас сюда придут женщины. Что же мне делать?
Арсений Владимирович, открыв шкаф, извлек на свет черный халат, которым пользовались учительницы во время субботников.
— Надевай, — протянул Роману халат Арсений. — Посидишь в нем за дверью. Тебя особо и не заметят.
Однако он ошибся. Каким-то непостижимым образом слух, что Роман почти голый
сидит за дверью учительской, облетел всю две тысячи первую. Не успела еще начаться перемена, как школьники разных классов и | возрастов стали под всякими предлогами заглядывать внутрь. Хорошо еще, перемена была короткой.
Когда начался второй урок, благородный Арсений Владимирович взялся подменить Романа Ивановича в шестом классе.
— ОБЖ у них проведу, — сказал он.
— А как только Роману Ивановичу принесут брюки, — подхватил директор, — разберемся, кто в десятом «Б» устроил такое безобразие.
Но десятый «Б» уже сам разбирался. То есть, когда Роман отбыл вместе с приклеившимся к нему стулом, ребята долго смеялись. Когда же приступ веселья унялся, Олег строго спросил:
— Кто это сделал?
— А как ты думаешь? — отозвался с кривой усмешкой Вадик Богданов.
— Теперь нам устроят, — покачал головой Пашков.
— Хорошо, что Роман прилип, а не химичка, — отозвался Женька. — Она бы сейчас такое закатила.
— Может, это и впрямь она что-нибудь вчера пролила? — сказала Таня.
— Пролила-а не пролила-а, — с издевкой протянул Вадик Богданов. — Кто ж теперь что докажет?!
Вадик Богданов появился в две тысячи первой школе лишь первого сентября этого года. Отношения с Олегом, его друзьями и остальной частью бывшего класса «В» у Вадика сразу не сложились. Зато его поддержали бывшие «бешники», в среде которых он стал признанным лидером. Словом, с появлением Владика, вместо бывшего дружного класса «В», у Андрея Станиславовича оказался десятый «Б», расколотый на две противоборствующие группировки.
— Так кто все-таки это сделал? — повторил Олег.
— Вы же вроде у нас великие детективы. Вот и догадайтесь, — с усмешкой отвечал ему Вадик. — Поломайте головки, подумайте. А нам, ребята, здесь больше делать нечего. Роман до конца урока точно не явится. Пошли лучше покурим.
Группировка Богданова разразилась подобострастными смешками. И все они, включая рыжую Дусю Смирнову, высыпали из класса.
— Во гад, — расправил атлетические плечи Боря Савушкин. — Это он сделал. Или кто-нибудь из его прихлебателей. Морду ему, что ли, набить?
— Я бы с удовольствием, — мигом поддержал его Олег, у которого были особые счеты с Вадиком.
— Тогда пошли, — поманил его к двери Савушкин. — Сейчас еще Марата найдем, и Вадик может копать себе могилу.