Книга Слон императора - Тим Северин

– Ну, тут уж я ничего не могу поделать, – признался я.

– Вало хотя бы знает, куда и зачем мы едем?

– Я подкараулил одну из его минут просветления и сказал, что король поручил нам купить белых медведей, соколов и единорога. Но не стал рассказывать, куда мы едем.

– Как же он отреагировал?

– Мои слова он воспринял без всякого удивления. Спросил только, сбрасывает ли единорог свой рог каждый год.

– Почему вдруг это могло его заинтересовать?

– Я спросил его об этом, и он совершенно серьезно ответил, что если единорог какую-то часть каждого года ходит без рога, то он – олень особой породы. А если нет, то это, наверно, бык.

Сарацин удивленно вскинул брови:

– Этот парень, хоть и слабоумный, немало знает о животных. Будем надеяться, что он не проболтается по дороге о цели нашего путешествия каким-нибудь чужакам.

– Он избегает чужаков. Наверно, не доверяет им, – заверил я Озрика. – Тем не менее я буду за ним приглядывать.

Мы выехали за пределы города и теперь двигались по пересеченной плавными холмами местности. Тучную землю здесь повсеместно старательно возделывали, и Вало, открыв рот, разглядывал кирпичные дома процветающих крестьян, их крытые черепицей конюшни и хлева, а также амбары, голубятни и фруктовые сады. Судя по всему, прежде он жил с отцом в глубине диких лесов, которые король хранил как свои охотничьи угодья. Подъехав вплотную к Вало, я принялся рассказывать ему о том, что он видел. Вот стадо овец в загоне, окружающем открытый навес. Двое мужчин стригли овец, а их сотоварищи складывали руно в большое корыто для промывки. Чуть позже я объяснил своему спутнику, почему несколько воловьих упряжек пахали землю, хотя, казалось бы, время пахоты давно прошло. Это была новая система земледелия, которую рекомендовали королевские советники. Чтобы повысить плодородие, поле на год оставляли незасеянным и лишь перепахивали, чтобы не было сорняков. Когда мы подъехали к водяной мельнице, сын егеря изумленно уставился на шлепавшие по воде перекладины колеса и вряд ли хоть что-нибудь понял из моего пространного объяснения, что это и зачем. Но мне было необходимо отвлечь его внимание, пока Озрик, ненадолго покинув нас, торговался с мельником насчет мешка овса для наших лошадей.

К полудню сделалось жарко. Пора было устроить привал. Проезжая мимо просторной обветшавшей фермы, я заметил, что в углу двора блестит вода, и, свернув с дороги, повел свой маленький отряд в ограду, чтобы спросить разрешения напоить животных. Тут же из конуры, рыча и громко лая, выскочили два злобных сторожевых пса, крупных, беспородных и опасных с виду. Мы тут же сбились в кучку, даже не помышляя о том, чтобы сойти наземь. Лошади забеспокоились, принялись пятиться и вскидываться. Собаки же со вздыбленными холками и ощеренными зубами носились вокруг и норовили цапнуть какую-нибудь из лошадей за ногу. Пес покрупнее и позлее нацелился было всадить зубы в ногу одного из наших охранников. Тот яростно пнул собаку, выругался, и я уже испугался, что сейчас он достанет припрятанный меч. Немного подождав и удостоверившись в том, что из дома так никто и не выходит, я повернул лошадь и приготовился уводить своих спутников обратно за забор.

Но тут Вало, не проронивший за все утро ни слова, неожиданно нарушил молчание. Я не разобрал толком его слов, но это было нечто вроде команды. Одновременно он перебросил ногу через седло, бросил поводья, соскользнул наземь и прямиком зашагал к разъяренным псам. Я был уверен, что они сейчас набросятся на парня, но он снова что-то выкрикнул, и они попятились. Он же шел дальше, выставив вперед руки, повернутые ладонями вниз, и продолжал говорить, уже почти нормальным тоном. Так он говорил, а яростный лай и рычание понемногу стихали. Вало подошел вплотную к собакам, и шерсть на их загривках улеглась. Когда же, уже возвышаясь над ними, сын Вульфарда жестом указал псам на конуру, из которой они только что вырвались, те молча, с опущенными головами и поджатыми хвостами, потрусили туда.

Даже не оглянувшись на них, Вало вернулся к своей лошади и подобрал брошенные поводья.

– А он не так прост, как кажется, – нехотя проворчал воин, чудом не получивший отметины от собачьих зубов. Собаки же устроились на противоположной стороне двора и, насторожив уши, следили за каждым движением Вало, как будто не замечая всех остальных.

Появившийся вскоре после этого работник позволил нам напоить лошадей, а я, надвинув повязку на глаз, сторговал у него пару хлебов и большой кусок сыра. Развьючив и расседлав лошадей, мы расположились в тени под амбаром и принялись за трапезу.

– Что ты собираешься делать после того, как мы попадем в Дорестад? – спросил Озрик. Хлеб оказался черствым, и он мочил корку в кружке с водой, чтобы можно было ее разжевать.

Я сплюнул соломенную ость. Смесь ржаной и ячменной муки, из которой был испечен хлеб, была просеяна из рук вон плохо.

– В Дорестаде нужно отыскать корабельщика по имени Редвальд. Он ежегодно посещает Каупанг.

– А как же наш эскорт? – Озрик стрельнул взглядом туда, где воины бросали крошки голубям, с готовностью слетевшимся, чтобы вкусить от их щедрот.

– Они помогут погрузить вино и вернутся с лошадьми в Ахен.

– И бросят нас на милость Редвальда?

– Главный сокольничий сказал, что этому Редвальду можно доверять, – ответил я. Мой друг имел право на подозрительность. Во время нашего с ним первого морского плавания капитан, взявшийся отвезти нас в изгнание, попытался ограбить нас и продать в рабство.

– Ну, а если Редвальд узнает, сколько мы везем с собой денег? – продолжал он сомневаться. – Недооценивать могущество золота и серебра очень опасно, люди сплошь и рядом меняют на них свою верность…

Тут я услышал странный звук и, не договорив, вскинул голову. Сначала я подумал, что это воркует одна из горлиц, копошившихся у наших ног, но потом понял, что кто-то заиграл на каком-то музыкальном инструменте. Это был Вало. Отойдя немного в сторонку, он уселся на солнцепеке, закрыл глаза и достал простенькую дудочку из оленьего рога. Держа ее в губах, он негромко наигрывал мелодию из нескольких нот, повторяя ее раз за разом.

* * *

Проведя в пути безо всяких приключений пять дней, мы попали в Дорестад. Стояло утро, чистое безветренное июньское утро, когда в голубом, как васильки, небе неподвижно висит лишь горстка маленьких пухлых облачков. Порт представлял собой неприглядное скопище складов, навесов и таверн, растянувшееся по берегу Рейна на милю с лишним. На темной воде, уходя от берега в воду, словно зубья громадного гребешка, лежали десятки причальных плотов и помостов. Их удерживали на месте деревянные сваи, вбитые в мягкий вонючий ил на отмелях. К ним были причалены самые разные суда, от плотов и речных лодочек до массивных морских коггов. Не желая привлекать внимания, мы не стали расспрашивать людей о том, где можно отыскать Редвальда, и молча ехали по берегу среди куч различного мусора, больших и маленьких ручных тележек и сломанных бочек, высматривая судно, которое, судя по размеру, было бы способно совершить плавание до Каупанга. Когда мы доехали почти до конца береговой полосы, отведенной для порта, долговязый краснолицый мужчина с большим приплюснутым носом и нечесаными редкими волосами вдруг шагнул из-за груды досок и взял мою лошадь за повод.