Книга Чернокнижник - Максим Войлошников

Волны холодного Белого моря плескались о низкий берег Жижигина острова, лежащего в пяти верстах от полуострова Летнего наволока, который делит между собой Онежскую и Двинскую губы. Безлесный Жижигин остров имеет три версты длиной и похож на карте на диковинного морского зверя, повернутого носом к горлу Белого моря. На нем есть пресноводное озерко.

Архангельские зверопромышленники высадились на острове на дневку. Но не успели они вытащить лодки, как увидели идущего к ним истощенного человека. Охотники удивились, потому что сюда трудники Соловецкого монастыря ездили на сенокос обычно месяцем позднее. После разговора с неизвестным мужиком выяснилась драматическая история.

Крестьянин с Терского (Северного) берега Белого моря, из селения Великие Юрики, Степан Лодья решил от нужды податься на юг, ближе к Архангельску. С ним были его жена Василиса и их восьмилетний сынишка Гавриил. Однако ветер отогнал лодку на запад, она разбилась у острова, при этом погибло все имущество и сами они еле выбрались. Уже несколько дней семья голодала на Жижигине, хорошо, что вода была. Степан привел к промышленникам своих домашних. Мальчишка оказался на удивление крепким и рослым для своих лет, а вот жена Лодьи была совсем истощена невзгодами.

Промышленники отвезли потерпевших кораблекрушение в Архангельск и передали на иждивение городским властям.

Архангельск — это город на болотах, протянувшийся длинной полосой вдоль Северной Двины. Подвалов тут нет, потому что их зальет. Когда выходишь из дому, первое, что приковывает взгляд, — бескрайняя серая лента неторопливой реки. Северная Двина. Она и дала жизнь городу, когда на закате своего правления царь Иван Грозный, поняв, что завоевание балтийского окна в Европу не свершилось при его жизни, решил обустроить ход через заднюю дверь.

Люди на севере были нужны, поэтому следовало проявить заботу. Снисходя к бедственному положению крестьянина, архангельский воевода выделил землю на постройку дома в селении на Летнем берегу, близ двинского устья, и малую толику на обзаведение хозяйством, о чем в архиве осталась грамота. Крестьянин тут же принялся за обустройство, с топором он, как северянин, дружил. Семья ему помогала, как могла. Вскоре вырос неказистый, но прочный домишко.

К сожалению, жена Лодьи отчего-то постоянно грустила и, устав от невзгод, недолго прожила в новом доме. Тогда Степан женился на местной уроженке, которая, правду сказать, не очень любила пасынка.

Судя по отзыву губного старосты, дошедшему до потомков, в дальнейшем Лодья оказался оборотистым промышленником и храбрым мореходом — недаром он прежде обитал на Терском берегу, всегда связанном с морским промыслом. Довольно быстро он обжился здесь и, арендовав лодку, стал ходить на рыбалку. С ним же плавал и его сын, парнишка не по годам крепкий и ловкий. Они не раз уходили из Белого в студеное Баренцево море, все дальше и дальше, неизменно возвращаясь с богатой добычей. Соседи с некоторой завистью посмеивались:

— Будто ворожит тебе кто, Степан!

— У нас, у Лодий, глаз вострой! — отсмеивался он. — Да и сынок баский растет, глазастой!

Уже давно была у них и своя промысловая лодка, а несколько лет спустя, хваткий ко всему новому, Степан Лодья построил первый на Белом море гукер, быстроходное и маневренное мелкосидящее двухмачтовое рыбацкое судно, какие издавна мастерили голландцы. Гукер он назвал «Святой Гавриил», в честь небесного покровителя, по которому было дано имя и его первенцу. На гукере он ходил к Мурманску, северному берегу Кольского полуострова и в Норвегию. Сын у Степана оказался очень способным, легко освоил норвежский язык и выступал переводчиком при торговых сделках отца с потомками викингов.

Однажды гукер Лодьи пришел с грузом шкур и пеньки в городок Варангерботн, лежащий в глубине Варангерфьорда, чей зев открыт прямо на полуостров Рыбачий. Неслучайно городок и фьорд носили это имя, исстари народ там обитал мореходный, суровый и разбойный, хотя нынче местные купцы вроде бы твердо стояли на честной торговле. Русские промышленники удачно совершили сделку и по доброму обычаю решили обмыть ее в местном кабаке. Пятнадцатилетнему Гавриилу, хотя и выглядевшему на пару лет старше, поручили охранять судно, в то время как его отец и остальные отправились отмечать свой успех.

Однако не все местные жители занимались честной торговлей. Неприкаянной молодежи частенько не хватало денег на выпивку и девок. И вот кто-то в такой компании шалопаев, уже подогретых спиртным, вспомнил, что в эту ночь на русском гукере будет только один поморский паренек.

Как раз этим вечером старый певец, наследник скальдов грозной эпохи викингов, пел им ту часть Королевской саги, в которой повествовалось о могучем Торире Собаке, о его плавании к богатым землям какого-то короля на реке Вине — так называли в ту пору Северную Двину. Викинг славно пограбил в святилищах бьярмов, которые не были славянами — в ту пору эту землю заселяли финские, пермские племена, чья кровь течет теперь в светловолосых поморах. Однако их король узнал о грабителях и ринулся за ними в погоню. И храбрые викинги Торира бросились наутек, теряя добычу. Они успели вскочить на корабли и уйти в Белое море. Только тогда они почувствовали себя в безопасности. Но и здесь с ними случилось что-то, унесшее жизни многих людей Торира, тем не менее вернувшегося домой с богатой добычей…

Шалопаи вообразили себя достойными своих грозных предков. К сожалению, они забыли о второй части мрачной саги… Вооружившись топорами и подбадривая друг друга, они вшестером сели в лодку и в темноте погребли на тусклый свет фонаря на борту русского суденышка. Вот они без шума причалили и, крадучись, поднялись на борт гукера. Самый храбрый из них, подняв топор, блеснувший в лунном свете, проник в рубку, где русский недотепа читал какую-то книжку — кажется, «Математику» Магницкого…

Больше этих молодцев никто не видел. Местные власти, которые наскоро расследовали дело, решили в конце концов, что исчезнувшие шалопаи попали в мощное отливное течение, которое вынесло их лодчонку прямо на скалы… Во всяком случае, именно на камнях у отвесной стены фьорда была найдена пара сломанных шлюпочных весел — все, что осталось от лодки и ее незадачливых пассажиров. Высказывания некоторых обывателей о том, что русский паренек мог справиться в одиночку с полудюжиной здоровенных молодцев не самых мирных занятий, вызывали саркастическую ухмылку у большинства варангерботнов. Правда, кто-то из припозднившихся гуляк слышал на русском судне рычание и утверждал, что это был медвежий рев. Но ни медведя, ни даже обычной собаки при осмотре не обнаружилось.

Пару месяцев спустя, когда гукер Лодьи давно уже был в Архангельске, море выбросило на прибрежные камни выцветшую тряпку — кусок штанины, в которой запутались два обломка берцовой кости взрослого мужчины. По мнению опытного охотника, видевшего ее, толстая кость была, точно спичка, перекушена зубами крупного хищника. Кто был обладатель той ноги, так и не узнали, но морская вода обычно уничтожает человеческие останки несколько месяцев, так что он погиб не слишком давно. Во всяком случае, буйные викинги в Варангерботне больше не предпринимали попыток ограбить русских мореходов.