Книга Дети Афродиты - Вера Колочкова

– Да что, что я должна придумывать? Если я вообще ничего не знаю?

– Прекрати, я сказала! Хватит! Не мучай меня! Садись лучше чай пить…

– Спасибо! Расхотелось!

Ольга хлопнула дверцей холодильника, ушла в гостиную, с досадой плюхнулась на диван. Нащупав под рукой телевизионный пульт, нажала на кнопку включения. Внутри все клокотало обидой – да что ж это такое. Что ей, жалко, что ли? Больно ей былое вспоминать! Как будто речь о чужих людях идет, чтобы говорить о них – былое! Нет, почему она так?.. Самый близкий человек…

Экран телевизора вспыхнул, замелькали последние кадры любимого фильма «Тот самый Мюнхгаузен», снятого гениальным режиссером Марком Захаровым по сценарию гениального Григория Горина. В главной роли – гениальный Олег Янковский. Ольга усмехнулась грустно – как много гениев собралось в одном месте, просто невыносимо. Рвут сердце, бессовестные. Еще и гениальная музыка Рыбникова в конце… Совсем добивает. Нет, какая музыка! Одновременно примиряет с действительностью и затягивает слезную удавку на шее. И жить, жить под нее хочется, несмотря ни на что. И смотреть, как Янковский поднимается, поднимается вверх по лестнице… «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь! Я понял, в чем ваша беда, господа. Вы слишком серьезны. Умное лицо – это еще не признак ума. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица…»

Нет, почему ей всегда хочется плакать, когда Янковский произносит эти слова? Не улыбаться, как того требуют гениальный артист и его герой, а именно плакать? Может, потому, что она как раз из тех, из очень серьезных, у которых всегда умное выражение лица? И которые делают глупые поступки? Нет, ну что она за человек, а? Где надо улыбаться, там ей хочется плакать… Если б она умела, непременно заплакала бы. Не все же умеют улыбаться. И как жить тем, кто все-таки слишком серьезен? У кого все-таки есть признаки ума и не обязательно на умном лице? Нет, бабушка в чем-то определенно права – относительно ее невыносимого характера. Даже сама с собой сладить не умеет.

Все, музыка кончилась, Янковский поднялся в небо. Первая злость ушла, на душе легче стало, надо идти мириться. И чаю в самом деле хочется. И бутербродов…

Дальше день покатился своим чередом. Прополка грядок на огороде, мытье полов в доме, поздний обед. Бабушка приготовила рассольник, ее любимый. После обеда хотела сходить искупаться, да поленилась. К вечеру засобиралась уезжать.

– Ночевала бы, Оль.

– Нет, бабушка. Сегодня Польке позвоню, может, завтра к ней съезжу. Соскучилась.

– Передавай от меня привет. Скажи, я тоже соскучилась.

– Хорошо, передам. Может, как-нибудь вместе к тебе приедем.

– Да, было бы замечательно. А то умру и правнучку не увижу.

– А ты не умирай. Еще и с праправнуком Польке поможешь. Читать его научишь, писать грамотно. Ты ж у нас как-никак заслуженная словесница!

– Боже, как я долго живу… Говорят, нынче редкая удача – увидеть своих правнуков. А я, вон, до праправнука умудрилась дожить. Правда, устаю сильно в последнее время. Прежней бодрости нет и свежести в голове тоже нет.

– Ба, какая свежесть?.. Мне сорок лет, и у меня давно в голове никакой свежести…

– Не говори ерунды, Ольга. Никогда не понимала этих твоих шуток. Я тебя провожать не пойду, ладно? Сама ворота закроешь?

– Конечно, бабушка.

Ольга выехала со двора, выскочила из машины, чтобы закрыть ворота. Уже садясь обратно в машину, услышала вдруг:

– Олька, Оль!

Огляделась… Никого. Улица совершенно пустая.

– Да сюда гляди, Олька! Это я тебя зову!

Поверх соседского забора показалась лохматая голова Наташки, бывшей одноклассницы. Наташка вытянула шею, повертела головой, оглядывая улицу.

– Ты чего, в шпионов играешь? – рассмеялась Ольга, глядя на нее с удивлением. – Привет, Наташк.

– Привет, привет. Ну, чего встала? Иди сюда, дело на сто рублей есть.

– Да я уезжаю, Наташ. Может, в другой раз?

– Да говорю тебе, зайди! Трудно в калитку шагнуть, что ли?

– Это же у тебя ко мне дело, ты и выходи.

– Да я не могу, Оль. Я голая.

– Че-го?..

– Ну, в смысле, воздушные ванны принимаю. Для кожи полезно. А дело больше тебя касается, чем меня. Спрашивали о тебе тут… Интересовались…

– Кто спрашивал?

– А ты зайди, я расскажу.

– Ладно, сейчас…

Открыв калитку, Ольга ступила в чужой двор, пробралась меж кустов шиповника в заросший молодыми лопухами палисадник. Наташка и впрямь принимала воздушные ванны – валялась во всей своей кустодиевской прелести на старой раскладушке, покрытой лоскутным одеялом. Картину дополняли буйно цветущие об эту пору пионы вдоль забора, у Ольги даже в глазах зарябило от буйства красок на фоне бело-розовой Наташкиной плоти.

– Ну, чего застыла? – прикрикнула на нее Наташка. – Садись на травку, не стесняйся. Или обзелениться боишься? Так давай я тебе свое одеяло брошу…

– Нет, не надо, – торопливо отказалась Ольга, осторожно присаживаясь на траву рядом с Наташкиной раскладушкой. И не удержалась от комментария: – Ну и разнесло тебя, Наташ… На диету пора садиться.

– Ага, щас! Меня мой мужик и с телесами любит. А может, наоборот, за телеса и любит, я у него не уточняла. Да и вообще – не в тему… Я чего хочу рассказать-то, Ольк. Искал тут тебя парень какой-то. Ничего, симпатичный такой. Рыжеватый, синеглазенький. Кто это, Ольк?

– Ты у меня спрашиваешь? Понятия не имею!

– Да я просто узнать хотела – нашел он тебя или нет? Я ж это… Адрес твоей электронной почты ему дала. Помнишь, ты мне его оставляла? Ну, на всякий случай, мол? Вдруг мобильная связь пропадет, чтобы через меня с бабушкой связываться? Я с тех пор аккуратно в электронную почту заглядываю, как и договаривались! Хоть связь у нас ни разу не пропадала.

– Да помню, помню. Спасибо, Наташ. А только зачем ты ему дала адрес моей почты? Что он вообще хотел?

– Не знаю. Он это… Вроде как с вопросами к Елизавете Максимовне сунулся, а та его отшила. Я слышала через забор, как она на него шипела – уходите, мол, отсюда, молодой человек… Знать ничего не хочу… Он потом вышел, прошелся по нашей улице туда-сюда. Грустный такой, задумчивый. А я как раз у забора была, встретились с ним глазами, вот как с тобой давеча. Ну, он и стал у меня спрашивать. То да се. Проживает ли, мол, по этому адресу Ольга Викторовна Стрелкова…

– А ты что? Все ему сразу и выложила?

– Ну, не все, допустим. Что я, не понимаю, что ли? Нет, я тоже осторожно с ним говорила, все вокруг да около. Да, говорю, проживала тут когда-то Ольга Стрелкова. А только она, говорю, не Стрелкова нынче, а Ромашкина. И проживает не здесь, а в городе, уж больше двадцати лет. Ну, он обрадовался вроде. Глаза сразу так вспыхнули.