Книга Все или ничего - Джудит Крэнц

– Я всегда мечтал познакомиться с ним, – вмешался Мэл. – Тони Гэбриел! Ну дела! Я чертовски восхищаюсь им.

– В таком случае будем считать, что мы договорились. Следующее собрание через месяц. – Фиби встала из-за стола, и Мэл с Питом направились к двери.

– Одну минутку, – сказала Джез. – Собрание еще не закончилось. – Ее голос дрожал от гнева, и казалось, что она даже стала выше ростом. – Так не пойдет, Фиби. Здесь не будет этого шустрилы, и я не допущу, чтобы ты заставила меня впустить Гэбриела в это здание.

– Да что с тобой, Джез? – вскинулась Фиби. Лицо ее выражало неподдельное изумление.

Мэл и Пит молча глядели на нее, пораженные внезапно произошедшей в Джез переменой. Она буквально кипела от ярости. Какая муха укусила ее? Гэйб – настоящее светило, один из величайших в этом бизнесе, это знают все.

– Со мной все в порядке! Среди вас я единственный человек, который сохранил здравый смысл. Тони Гэбриел – это неприятности в чистом виде. Он только берет, он только пользуется, он все разрушает. Это социально опасный тип, не совершивший пока преступления.

– Джез, ты совсем спятила! – зло выпалила Фиби.

– Мне наплевать, что ты думаешь, невежда. Когда мы вместе покупали это здание, то договорились, что, если хоть один из нас будет возражать против присутствия здесь другого фотографа, против аренды чьей-либо площади, этого достаточно, чтобы сделка не состоялась. Это железно. Ты не можешь, я повторяю, не можешь сдать в аренду ни сантиметра площади Тони Гэбриелу. Как только он переступит порог «Дэзл», это будет означать конец для всех нас. Я не имею права запретить тебе быть его представителем, но если это случится, то я найду себе другого представителя. Мне достаточно только раз позвонить по телефону. И это не просто слова, Фиби. Не думай, что я этого не сделаю.

– Но, Джез, почему...

– Я не считаю нужным объяснять это ни тебе, ни кому-то другому. А теперь – выбирай. – Резко повернувшись, Джез вышла из комнаты, зло хлопнув дверью.

Вначале, думала Джез, взбегая по ступенькам к себе в студию и клокоча от ярости, дьявол породил агента, а агент породил представителя.

Естественно, он опаздывает, думала Фиби Милбэнк, с необычным для нее терпением ожидая Тони Гэбриела в ресторане на Маркет-стрит, 72, который она посещала по крайней мере раз десять в неделю. Все обеды и ужины здесь были связаны только с бизнесом, но при ее работе необходимо иметь договоренность в престижном, расположенном недалеко от офиса ресторане, где ей гарантирован столик в любое время, где перед ней никогда не положат чек, поскольку для нее открыт постоянный специальный счет, который включает стоимость заранее оговоренных блюд и чаевые и каждую неделю отсылается в офис, где вычитается из ее доходов, подлежащих налогообложению. Она могла позвонить в ресторан на Маркет-стрит за пять минут до нужного ей времени, зная, что при любой ситуации там всегда найдут возможность достойно посадить в зале дюжину исполнительных директоров японского автомобильного бизнеса, которых ей необходимо пригласить на ужин.

Заказав еще чашку чая со льдом, она приготовилась ждать Гэйба. С таким же успехом можно было прийти на полчаса позже и все равно не опоздать, но ей хотелось спокойно посидеть несколько минут в одиночестве и обдумать весьма эксцентричное поведение Джез, которое она наблюдала сегодня утром.

Совершенно очевидно, здесь было что-то личное, и уж она непременно вытянет из Гэйба всю правду, когда тот придет. Ее конечный выбор не подлежал никаким сомнениям: она не собиралась терять Джез. Своей фотожурналистикой Гэйб наверняка не зарабатывает столько, чтобы восполнить треть ее доходов, получаемых от Джез, плюс ее перспективное будущее, открывающее неограниченные возможности.

Фотожурналист – это типичный пример «перекати-поля», телефонный звонок – и он готов сорваться с места и отправиться в любую точку планеты, где происходит интересующее заказчика событие. Иногда фотожурналистам везло и им удавалось сделать снимок, который потом перепечатывался всеми газетами и журналами мира. Он становился классикой. Здесь для фотографа и его представителя открывалась золотая жила, но все зависит от удачи, смотря как повезет. И это относится даже к таким, как Гэйб.

Сейчас ему, должно быть, сорок, прикидывала Фиби. Девятнадцать лет назад, когда он первый раз поехал во Вьетнам снимать войну, ему едва исполнился двадцать один год, он был совсем мальчишкой. Именно тогда и последующие два года – это знает каждый студент любой фотошколы – его подпись появлялась под большинством самых известных военных «вьетнамских» фотографий, обошедших весь мир, она появлялась чаще фамилий других военных фотокорреспондентов, работавших во Вьетнаме. Это положило начало его карьере. После Вьетнама он побывал во всех «горячих точках» планеты: Иран, Польша, Израиль, Никарагуа... От географии его поездок могла закружиться голова, но это особая порода людей. Они не такие, как все, они счастливы только в постоянном движении.

Гэйб обладал поистине сверхъестественной способностью оказываться с абсолютно готовой к съемкам камерой рядом именно с той точкой, где в следующую секунду произойдет неожиданное событие: взрыв «Челленджера», жуткие последствия кровавой религиозной оргии в Джонстауне, падение Сайгона. Не было такого места, куда бы он не смог проникнуть, не было такого самолета, с которого он бы не сумел прыгнуть с парашютом, не существовало такой задачи, которая оказалась бы для него трудновыполнимой или непосильной. И еще он обладал редким и ценным для его профессии даром быть невидимым, этой непостижимой и присущей лишь величайшим фотожурналистам способностью находиться и работать в сантиметрах от снимаемого человека, оставаясь при этом незаметным. Гэйб никогда не освещал протокольных процедур, к примеру, в Белом доме, но его можно было сравнить с легендарным итальянским фотографом, которому иногда удавалось стать никем не замеченным седьмым в официальной группе из шести фотокорреспондентов Белого дома, единственным, от кого не требовали передать свои снимки сотням других фотожурналистов.

– Фиби, дорогая, ну-ка поцелуй меня быстро. – Тони Гэбриел неожиданно материализовался на банкетке рядом с Фиби, хотя она не отрывала – она была в этом совершенно уверена – глаз от входной двери.

Осторожно поцеловав дважды в губы, он затем легонько отстранил ее и принялся разглядывать.

– Ах ты, сучка, молода, как весеннее утро! Ты, как вампир, совсем не меняешься. Так, может, мы переспим по-настоящему?

– Да будет тебе, Гэйб.

Фиби вдруг поняла, что хихикает, как школьница. Она бы покраснела, если бы была на это способна. С того дня, как они с Гэйбом виделись в последний раз, по крайней мере два года назад, он ничуть не изменился. Все тот же неугомонный беспечный искатель приключений, такой же худой, с такой же обветренной кожей и вечным загаром, с оттопыривающимися карманами, набитыми бог знает чем, все те же чуть волнистые короткие пряди темных волос и те же карие глаза, глаза победителя, крупный нос и две неизменные глубокие складки по обеим сторонам губ, которые свели с ума добрую сотню женщин. Нет, две сотни. Но это не делало его социально опасным типом.