Книга Князь тумана - Мартин Мозебах

— Прошу прощения, господа! — говорил Шёпс под портретом Пфаннкуха, и казалось, что устами выразительно жестикулирующего и увлеченно ораторствующего Шёпса глаголет темный портрет первооснователя, под которым расположился нынешний главный редактор, чья голова находилась на уровне коленей изображения. — Прошу прощения, что в день отплытия «Гельголанда» я позволяю себе углубиться в основополагающие вопросы и бросить взгляд в грядущее с отвагой, достойной маленькой команды во главе с нашим коллегой Теодором Лернером, приготовившимся покинуть пределы обитаемой земли. Почему они на это отважились? Из соображений гуманизма. Предпринимая свое опасное путешествие по воздуху, инженер Андрэ действовал во имя нашего общего будущего. Tua res agitur[3], как говорили древние римляне, чей опыт и поныне имеет для нас образцовое значение. Тот, кто, стремясь расширить рамки этого опыта, вступает на неосвоенную территорию, не должен быть оставлен нами без помощи, когда он потерпел поражение, ибо поражение это лишь временное. Твердыня невежества уже пошатнулась в своем основании, и присутствующие здесь господа из младшего поколения, к которому я, с вашего позволения, отнес бы также себя, еще успеют узреть ее падение. Второй аспект экспедиции господина Лернера имеет самое непосредственное отношение к прессе, ибо затрагивает свободу печати. Мы добились независимости от постороннего давления. Никогда еще печать не была так свободна, как ныне. Но с внутренней свободой дело обстоит иначе, вы и сами это знаете. Тут царят отношения зависимости, нехватка денег и каждодневная гонка. Вы знаете, что в последние месяцы мы были вынуждены беспомощно наблюдать, как сократилось число наших подписчиков более чем на триста человек, будучи не в силах изменить это положение. Пресса, якобы такая свободная, на деле — рабыня текущих событий. Как можно назвать свободным того, кто вынужден в бездействии ждать, пока не поступит откуда-то не зависящий от него сигнал, на который он сможет отреагировать? Периоды «маринованных огурцов» при всей забавности этого шутливого названия несут в себе большую скрытую угрозу. Я с удовольствием закусываю «маринованными огурцами» (эти слова Шёпса были вознаграждены аплодисментами слушателей), но по горькому опыту знаю, как страшна связанная с ними мертвая атмосфера застоя, бесперспективности, топтания на одном месте, от которого портится работающий на холостом ходу аппарат прессы.

А теперь о той новизне, которая входит в жизнь вместе с выходом в море маленького рыболовного судна «Гельголанд». Сейчас о ней можно говорить лишь как о новой тенденции, но вскоре это новшество изменит весь облик существующей действительности: освобождаясь от гнета событий и непредсказуемых случайностей, пресса сама начинает творить события, о которых она сообщает.

Читатель присутствует при поисках Андрэ, сидит с нами в одной лодке, самолично переживает мучительные переходы от надежды к отчаянию. Мы больше не должны сложа руки ждать, когда наконец, благодаря оттепели или внезапно налетевшему вихрю, для Андрэ откроется выход из ледяного плена, а можем давать сообщения о себе и о предпринятых нами поисках. Экспедиция «Гельголанда» будет для газетчиков, оставшихся в редакционных комнатах, чем-то вроде романа-фельетона. Мы можем сказать: да, мы ищем инженера Андрэ. Но мы знаем, что главная новость у нас уже есть!

В молодые годы Шёпс любил пародировать сентенциозный стиль позднего Гёте. От этого у него осталось выражение «и далее оным образом!», которым он, по обыкновению, завершил и сегодняшнюю конференцию. Господа присутствующие откликнулись вежливыми смешками.

Коли все это было так невероятно важно для «Берлинского городского вестника» и германской прессы в целом, то казалось непонятным, почему редактор Шёпс не приехал сам в Геестемюнде, чтобы присутствовать при том, как будет поднимать якорь «Гельголанд», эта воплощенная передовица на паровой тяге. Конечно, вероятность того, что он полезет обследовать трюмы и обнаружит там груду деревянных кольев, была практически равна нулю, но все же у Лернера заметно полегчало на душе оттого, что рядом не было вечно напоминающего об инженере Андрэ редактора. Нужно обладать непробиваемой самоуверенностью, чтобы с утра до ночи не то чтобы лгать людям в глаза, но все же тщательно скрывать от них свои истинные намерения.

— Предположим, инженер Андрэ встретится вам в море на плоту. Разве вы не возьмете его на борт? Если вы найдете его на Медвежьем острове обессиленного, укрывающегося от непогоды под жалкими остатками воздушного шара, разве вы его не накормите, не оденете и не дадите ему приют в своей каюте? — спрашивала госпожа Ганхауз. — Хватит все время пенять мне, что мы не хотим спасать инженера Андрэ! Конечно же мы хотим его спасти! При условии, что вы с ним! встретитесь. Если ему хватило ума спуститься на своем шаре где-нибудь на пути вашего следования, мы спасем его, да еще как лихо! Вы хоть представляете себе, какова площадь Арктики? Она не меньше Америки! А вы подумали, как далеко вы на своем «Гельголанде» можете углубиться в Арктику? Лучше, дружок, не забираться в нее слишком далеко! Это даже господин Шёпс в своей берлинской редакции должен понимать. Впрочем, в душе он и сам это знает.

Да уж! Видел бы Шёпс «Гельголанд» своими глазами! Суденышко было так мало, что Лернеру становилось страшно при одной мысли, как они проведут на этой скорлупке несколько недель в открытом море! Команде в четырнадцать человек предстояло денно и нощно находиться в этом деревянном ящике, сидя чуть не на головах друг у друга, при жуткой качке и под дождем, капли которого на лету превращаются в ледяные острия!

— Корабли, на которых Эрик Рыжий добрался до берегов Винланда, были значительно меньше, а главное, без отапливаемого салона! — насмешливо сказал капитан Рюдигер, наслаждаясь своим превосходством морского волка над сухопутными крысами.

Лернер нахлобучил на себя котелок по самые уши, иначе ветер унес бы его еще в рыболовной гавани Геестемюнде. Жесткий обруч из плотного войлока, сдавив виски, придавал Лернеру твердость духа. Отступать было поздно, слишком много глаз следило за экспедицией. Однако госпожа Ганхауз понимала, что нельзя с самых первых шагов подвергать слишком суровым испытаниям молодого человека, избранного ею в герои. Лернер и не подозревал, кто избавил его в эти дни от лицезрения Шёпса. Ему так никогда и не суждено было узнать, что одной из патронесс экспедиции на Медвежий остров была некая фрейлейн Пуппа Шмедеке. Шёпсу без объяснения причин было просто заявлено, чтобы он не смел ездить в Геестемюнде. Представить себе в подробностях, что его ждет, если он ослушается приказа, главному редактору было предоставлено самому.

Все последние дни перед отплытием происходил оживленный обмен телеграммами. Чиновник, который в Геестемюнде принимал и передавал дальше эти послания, неожиданно для себя очутился в центре настоящего урагана исторических событий. Госпожа Ганхауз убедила Лернера направить из сонного Геестемюнде обращение к рейхсканцлеру. По ее словам, надо было, не вдаваясь в подробности, подготовить широкую общественность, а также высокие, высшие и высочайшие инстанции к предстоящим событиям общеполитического характера, значение которых будет далеко выходить за рамки похвальной акции по спасению несчастного инженера Андрэ, который отчасти по собственной вине навлек на себя столь печальную участь. Поиск Андрэ ведется в незаселенных пространствах, которые, однако, вследствие постоянного присутствия там Германского морского рыболовного флота и благодаря установившейся традиции имеют самое непосредственное отношение к интересам Германского рейха. «Исследование европейских полярных вод», неотделимое от поисковой экспедиции, должно одновременно принести пользу коммерческим начинаниям немецких предпринимателей. Высаживаясь на берег, спасатели по мере возможности должны пожинать плоды своих трудов, конкретный результат которых будет зависеть от местных условий. Но какие плоды могли произрастать в непосредственной близости от вечных льдов? И все же госпожа Ганхауз настояла на этом выражении. Лернер нашел, что лаконичная форма депеши в сочетании с широковещательными заявлениями слишком огорошит превосходительного берлинского получателя. Как, скажите на милость, этот господин должен отвечать на такое приветствие? Он и не ответил, во всяком случае до отъезда никаких вестей от него не было получено. Как бы заботясь о том, чтобы канцлер действительно ознакомился с этим документом, госпожа Ганхауз тотчас же передала текст депеши «прессе», то есть четырем подоспевшим на место репортерам. В ряде случаев организаторами экспедиции были приняты меры, для того чтобы показать, что не все отдано на откуп «Берлинскому городскому вестнику».