Книга Взрослые люди - Денис Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ТРЕТЬЯ.
Одна мамина подруга, актриса, возвращалась с гастролей. Такси остановилось возле ее дома. Шофер вытащил из багажника чемодан, получил деньги и уехал.
Она взялась за чемодан, а он страшно тяжелый: много всего она навезла, потому что гастроли были зарубежные. Просто с места не сдвинуть. Оглянулась – видит, идет симпатичный молодой человек. Она ему:
– Гражданин, простите, вы мне не поможете донести чемодан до подъезда?
Он говорит:
– Конечно, пожалуйста.
Ну, сначала до подъезда, потом до лифта, потом в лифт, потом до квартиры.
Она открыла дверь, он втащил чемодан в прихожую, а потом в комнату, положил на пол, чтоб удобнее открывать и разбирать вещи.
Огляделся, на нее поглядел и говорит:
– Вы мне нравитесь. И квартира ваша нравится. Так что никуда я отсюда не уйду.
Они поженились. Он к ней прописался, конечно же.
И они дожили до глубокой старости в любви и счастье, окруженные детьми и внуками.
Отрава
Настоящего драматурга из меня не получилось – я был инсценировщиком, экранизатором, хотя и написал кучу оригинальных пьес и сценариев. Три моих пьесы поставили, а одну пьесу и пару сценариев – очень хотели поставить, что особенно противно.
Все произошло, в общем-то, случайно.
В 1975 году один режиссер решил поставить фильм по «Денискиным рассказам». Он принес сценарий – на самом деле неплохой, как я теперь вспоминаю, но совершенно другой. По очень-очень отдаленным мотивам. Моя мать возмутилась искажениями первоисточника. А именно она должна была давать разрешение на экранизацию (отец уже умер к тому времени). И сказала мне, что я должен сам написать. Я не хотел. Она уговорила.
Я попробовал. И отравился драматургией.
Что это такое? Очень просто. Вот я написал в сценарии что-то вроде:
«Во двор через арку въехала машина. За рулем сидел парень в красном шарфе. Он высунулся и спросил у мальчика в лыжной шапочке: “Это дом восемь?” – “Да”, – сказал мальчик и вытер мокрый нос дырявой варежкой».
И вот я сижу в крохотном зале, смотрю материал.
На экране вижу:
Во двор через арку въезжает машина. За рулем – парень в шарфе. Шарф красный. Парень опускает стекло и кричит: «Это дом восемь?» Камера показывает мальчика в лыжной шапочке с мокрым носом. «Да!» – говорит мальчик и вытирает нос варежкой. На крупном плане – варежка дырявая.
Написал, настучал на машинке – и вот оно. Живое, настоящее.
От этого можно сойти с ума.
Что и произошло со мной. Я написал кучу пьес и сценариев (см. выше).
Но без толку. В смысле творческих успехов.
Хотя пригодилось. В смысле ремесла.
Прохор (входя)
Знаменитый пример, который приводил Арбузов, – о разнице между прозой и драматургией (привожу в пересказе Исая Константиновича Кузнецова).
Вот повесть.
«Прохор снова вошел в эту комнату – первый раз после десяти лет разлуки. Он поразился тому, что снова почувствовал этот странный запах, смесь сухих цветов, старых книг и тонких духов. Да, это было десять лет назад, когда он прощался с родительским домом, и форточка точно так же была приоткрыта, и из нее слегка тянуло осенним холодком. Он вспомнил, что тогда еще были живы его мать и бабушка, и здесь, в этой комнате и во всем доме, всегда царила горделивая отгороженность от внешнего мира, всегда было ощущение какого-то замкнутого изящества, которое словно бы опасается выйти на улицу. Прохор ощутил горечь, даже не оттого, что все это ушло, а оттого, что ушли и эти чувства, что от них остались одни воспоминания. “Что может быть страннее, чем воспоминания о бывших чувствах?” – подумал Прохор.
Вдруг ему стало зябко».
А вот пьеса.
ПРОХОР (входя). Сквозит.
Закрывает форточку.
Действие должно развиваться само. Никакой авторской речи, подсказок, размышлений и объясненных мотивов. Только слова и поступки героев. Поступки важнее, чем слова.
Мне хочется, чтоб и в рассказах так было.
На выходах
Три великие реплики, три бессмертные роли мирового репертуара:
«Кушать подано!»
«Вам телеграмма!»
«Здравствуйте, князь!»
Самая лучшая – это, конечно, про князя. Потому что князь улыбается и кивает в ответ, и даже, бывает, отвечает, грассируя: «Здравствуйте, дорогой!» – и проходит мимо. Правда, руки не подает.
Кушать подано – тоже неплохо. Иногда получается покрасоваться фигурой и манерами.
А вот про телеграмму – это чаще всего просто голос из-за двери. Зато можно убедительно позвонить в дверь. Так, чтобы Константин Сергеевич сказал: «Вашему звонку веришь! Очень волнительно!»
Собственно, эти роли мы и играем всю жизнь.
Мало кому достается сказать:
Но Брут его считает властолюбцем,
А Брут – весьма достойный человек.
А произнести «Дальше – тишина…» мы не успеваем.
Про честного Жака и глупую фею
В одной деревне, которая стояла на краю леса, жил-был парень по имени Жак. Ему уже исполнилось семнадцать, и у него было три мечты. Жить в собственном доме, завести коня и жениться на красивой девушке.
Однажды он пошел в лес нарубить дров. Вдруг слышит – кто-то жалобно стонет. Видит: упало дерево и своими сучьями прищемило маленькую фею. Жак схватил топор, обрубил ветки и освободил фею.
Поправила фея свои крылышки, села на веточку и говорит:
– Спасибо вам, месье. За мое спасение я могу выполнить три ваших самых заветных желания!
– Уй ты! – сказал Жак. – Правда, что ли?
– А то! – сказала фея. – Я – главная королевская фея Франции! Когда король и даже сама королева загадывают желания, я их выполняю.
– Раз так, – сказал Жак, – то пусть у меня будет свой дом!
И тут же на лесной поляне вырос новый дом. Высокий, с зеркальными окнами, с медной кровлей, с мраморным крыльцом и белыми колоннами.
Жак вбежал в него, но скоро выбежал обратно. Он потирал ушибленное колено.
– Тьфу, – сказал он. – Там такой скользкий пол! А где сеновал? Где коптильня? И главное – где держать корову с теленком? Мне такой дом и даром не нужен.
– Жаль, – сказала фея, и дом тут же исчез. – Что еще ты хочешь?
