Книга Дорога на Мачу-Пикчу - Николай Дежнев

Промокнув салфеточкой губы, я смял ее и положил на стол, что должно было означать: вечер закончен и я собираюсь откланяться:

— Спасибо, виконт, за удовольствие познакомиться с вами! Прошу извинить, но я еще не решил, буду ли вообще что — либо продавать. По крайней мере не сейчас. Вы понимаете, горечь утраты и все такое, должно пройти время…

Кинув в рот дольку апельсина, я начал ее жевать, как вдруг почувствовал, что мою руку сжимает железная клешня де Барбаро. Навалившись грудью на стол, он прохрипел:

— Десять миллионов! Наличными!

Я едва не подавился. Когда-то, учась в институте, я подвязался в студенческом оперотряде, пока эту блажь мне физически не вышибли их головы. Вспомнив уроки милицейского старшины, крутанул кисть в сторону большого пальца грубияна и вырвался на свободу. Дальше по инструкции следовало двинуть обидчика в морду, но я предпочел промочить пересохшее горло. Легким движением поправил галстук. Судя по выражению налившихся кровью глаз, деньги у виконта были, и деньги немалые. Мои губы сами собой сложились в подобие улыбки, если и напоминавшей что-то, то исключительно лезвие бритвы.

Француз все понял без слов и, отринув аристократическую учтивость, резко перешел на «ты»:

— Дурак, тебе же не дадут этим воспользоваться!

— Н-ну, — протянул я, давая понять, что, если чем-то и шит, то отнюдь не лыком, — это мы еще посмотрим!

Впрочем, возможно, погорячился. Конфликт с многочисленной дворней виконта не входил в мои ближайшие планы. Пусть это и проявление эгоизма, но мне очень хотелось покинуть пределы гостеприимного дома живым и, по возможности, здоровым. Приходилось учитывать и то, что я давно уже вышел из хорошей спортивной формы, а бег на длинные дистанции даже в лучшие времена не входил в число моих любимых видов легкой атлетики.

— Двадцать! — выдавил из себя де Барбаро и поднялся на ноги.

Я последовал его примеру. Отодвинул в сторону стул. Всегда приятно иметь достаточно пространства для маневра. Какое-то время мы молча стояли друг против друга. Я был почти на голову выше француза, хотя он килограммов на десять меня тяжелее. Самое время было позаботиться об отходе на заранее подготовленные позиции:

— Пятьдесят! На счет в швейцарском банке. Без права отзыва.

Интересно, что должно храниться в квартире, что стоит таких бешеных денег? Полный набор государственных тайн? Да за одно это предположение старик убил бы меня на месте и в землю закопал, и надпись написал… Золото в слитках? Дом кирпичный, мало ли из чего можно делать эти самые кирпичи… Тогда что?..

— Хорошо, — согласился де Барбаро, — при условии, что вы единственный наследник!

Я вложил в улыбку все отпущенное мне природой ехидство:

— Неужели вы не верите вашему цепному Кузякину? Он же гарантировал это с копией завещания в руках!

По лицу виконта я понял, что угадал все, и в деталях. Виконт даже покраснел, что не случалось с ним с раннего детства, когда его застали подглядывающим за раздевавшейся кузиной. Или не кузиной, что дела не меняет. Вот, оказывается, каков ты, друг мой Кузякин! — усмехнулся я про себя. — Интересно было бы знать на кого ты еще работаешь. Теперь, когда переговоры перешли в область откровенного сюра, я почувствовал себя лучше. Игра напомнила мне русский бизнес начала девяностых, когда важны были даже не «бабки», а будоражащее воображение чувство причастности к новому миру. В то далекое и где-то даже романтическое время деньги еще не успели заслонить собой мир, это случилось с нами позже. Пятьдесят миллионов полновесных американских долларов?.. С таким же успехом я мог бы запросить сто или, что мелочиться, миллиард — этого бобла мне все равно не видать! Речь теперь идет о другом, о том, чтобы вырваться отсюда на свободу. Но игра продолжалась и, как профессиональный игрок, я должен был довести свою роль до конца:

— Если вам окажется мало дядиной квартиры, — посмотрел я в глаза аристократа, — готов по сходной цене уступить свой дом! Думаю, миллионах на шестистах сговоримся…

Уж и не знаю, шутил я или говорил серьезно, но в любом случае чувство юмора виконту изменило и остроумия моего он в полной мере не оценил. Прищурился зло, обиженно выпятив нижнюю губу:

— Бросьте ерничать, Дорофеефф, вы не представляете насколько серьезно обстоит дело! Квартиру можете оставить себе, она никого не интересует. И не пытайтесь водить нас за нос, ваши шутки плохо кончатся…

Этот новый поворот нашего задушевного разговора мне не понравился:

— Возможно я слишком мнительный, но у меня такое чувство, что вы мне угрожаете?..

— Предупреждаю! — в тон вопросу подчеркнуто любезно пояснил виконт и похлопал меня приятельски по плечу. — Нам, мон шер ами, было бы значительно проще вас выкрасть и заставить говорить, но, как истинные джентльмены, мы предлагаем вам честную сделку. Тем более, что воспользоваться завещанием дяди вам действительно не дадут и кроме неприятностей оно ничего не принесет…

— Похоже, уже приносит… — улыбнулся я, стараясь придать разговору шутливо — светский тон. Как бы ни сложились дальше наши отношения, а расставаться надо на дружеской ноте.

— Ну, разве это неприятности?.. — как-то очень по-доброму улыбнулся де Барбаро. — Настоящие проблемы у вас впереди! Как только бумаги окажутся в наших руках, вас тут же оставят в покое…

И было бы славно, если бы покой этот оказался не приемным и еще лучше, если не морга, — добавил я мысленно, искренне желая, чтобы так все и получилось. Видно, в мои расчеты вкралась ошибочка. Слишком хорошо думал я, прекраснодушный, об археологах, а они, оказывается, способны смотреть человеку в глаза и обещать вышибить из него последние мозги. Вспомнились мне и другие слова моего профессионально компетентного приятеля. Риск, конечно, был — черт его знает, что мы тут, скрипя челюстями, обсуждаем — но уж больно хотелось поставить зарвавшегося французика на место.

— Скажите, виконт, — поинтересовался я самым любезным тоном, каким говорят о вещах исключительно приятных, — на Дону-то, кажется, вы ничего так и не нашли?..

Де Барбаро вздрогнул и наградил меня таким ненавидящим взглядом, от которого на рейде запылали бы вражеские корабли. Знать, попал в самую точку! — поздравил я себя непонятно с чем и готов был продолжить мучительство, но вовремя спохватился. Внутренний голос к этому времени уже охрип кричать, что давно пора делать ноги, и я решил к нему прислушаться. Разговор себя исчерпал, передавать приветы общим знакомым надобности не было. Однако мы продолжали стоять, буравя друг друга глазами, причем де Барбаро взирал на меня так, будто стремился разглядеть, что происходит в моей бедной голове. А там, как это ни печально, не происходило ничего. Разве что пришла на ум французская присказка: кто поживет, тот и посмотрит. А посмотреть, чего уж тут скрывать, мне хотелось.

Я протянул виконту руку:

— Рад, что мы договорились! Счет в швейцарском банке откроете на мое имя. Встречаемся здесь же в следующую пятницу, и попрошу без глупостей! Мы честные люди и должны доверять друг другу, поэтому я приму все возможные меры предосторожности…