Книга Хроники ведьм. Песнь колдуньи - Мирей Кальмель

Еще мгновение Филиппина сопротивлялась, однако слова аббатисы все же проникли в ее сознание, напомнив, что она обязана ее уважать и слушаться. Девушка открыла глаза, повернула голову и увидела на своем плече руку с узловатыми пальцами и коротко состриженными, покрытыми бороздками ногтями.

— Это вы, мадам? — спросила она испуганно.

— Да, это я, дочь моя, — мягко произнесла аббатиса.

Она нажала на плечо девушки, и Филиппина перекатилась на спину, но тут же подтянула к груди колени — так сильна была боль в животе. Рукой, которую она до этого прижимала к области желудка, она схватилась за руку аббатисы, словно это прикосновение могло облегчить ее страдания.

— Хватит терзаний! Они живы, и вы тоже живы, Филиппина. Вы уже достаточно наказаны.

Выражение боли исчезло с измученного лица девушки.

— Приехал мой отец?

— Пока нет. Я прикажу, чтобы вам принесли воды обмыться, чистое платье и похлебки, которую вы съедите. Этого, думаю, будет достаточно, чтобы успокоить боль в животе. Вероятно, вас стошнит, может, даже до рвоты, но тогда это уже будет не страшно. Нужно, чтобы ваше тело вспомнило то, о чем вы пытались его заставить забыть.

— Да, мадам, — кротко произнесла Филиппина.

— Когда будете готовы, отправляйтесь в лечебницу. Сестре Альбранте нужна ваша помощь.

В глазах девушки заметалась паника. Она побледнела и задрожала.

— Я не смогу, — пробормотала Филиппина.

— Разумеется сможете. Возьмите себя в руки, дитя мое. Это приказ.

Филиппина кивнула.

— Это и станет для вас искуплением, — добавила аббатиса с ободряющей улыбкой, потом встала и, не оборачиваясь, вышла из кельи.

Она сделала то, что должна была сделать.

Стоя между двумя кроватями, сестра Альбранта помогала Лорану де Бомону удерживаться в положении «на боку», когда в комнату вошла Филиппина. Юноша, которого она видела со спины, кашлял с легко различимым присвистом. У Филиппины не было времени на сомнения. Сострадание заставило ее броситься к постели молодого человека прежде, чем она поняла, что делает. Став на колени на кровать позади него, она удержала раненого в положении, удобном для манипуляций сестры-целительницы. Опоенный маковым настоем, который ему давали каждые два часа, Лоран де Бомон не мог управлять своим телом, и сестре Альбранте одной с ним было не справиться.

— Наконец-то ты пришла, — с улыбкой приветствовала она девушку. — Самое время, я совсем выбилась из сил.

Филиппина кивнула, но сердце у нее внезапно сжалось.

Она только что осознала, что эта широкая мощная спина, перевязанная вкруговую и покрытая кровоподтеками, принадлежит одному из мужчин, чувствами которых она так легкомысленно играла. Голова у нее закружилась, и девушка почувствовала, что падает на спину. Рука Альбранты ее удержала.

— Все хорошо, моя Елена, — пробормотала сестра-целительница. — Здесь не место для обмороков…

Филиппина смотрела на монахиню, не понимая, почему та называет ее чужим именем. Недомогание понемногу проходило.

— Простите меня, — сказала девушка. — Это, наверное, из-за болей в животе.

— Иди понюхай мяту, — посоветовала ей сестра Альбранта, в то время как Лоран де Бомон после очередного приступа кашля сплюнул небольшой сгусток крови.

Филиппина отошла от кровати. Юноша повалился на постель — глаза закрыты, лицо бледное, как у мертвеца, из уголка губ стекает красноватая струйка слюны… Прикрыв рот рукой, девушка выбежала на улицу. Стоило ей возле куста вербены освободиться посредством рвоты от недавно съеденного, как ее охватило желание бежать. И если бы рядом не оказалось монахинь, которые как раз входили в церковь, Филиппина, без сомнения, поддалась бы этому порыву. Однако она тут же сообразила, что таким поступком в очередной раз подала бы своим младшим сестрам дурной пример. Поэтому она вытерла рот рукавом и, понурив голову, вернулась к зданию аббатства. Альбранта ожидала ее на пороге. Обняв девушку за талию, она отвела ее в кладовку.

— Тебе потребуется вся твоя выдержка. Как видишь, я еще не успела поставить их на ноги, хлопот с ними много, поэтому буду рада, если ты сможешь подменять меня у постелей больных.

— Преподобная мать мне сказала… — начала было Филиппина, которая как раз, пошатываясь, дошла до стола.

Ноги слушались ее с трудом.

— Разве она целительница? — резко оборвала ее Альбранта. — В этой обители только я могу знать, кто чувствует себя хорошо, а кто — плохо. С тобой все в порядке, а вот с ними — нет. Вот такие дела!

— Вы ошибаетесь, сестра, мне плохо, — возразила Филиппина, опускаясь на скамейку, на которой совсем недавно сидела аббатиса.

Заперев дверь на ключ, Альбранта достала из сундука синий флакон, подаренный знахаркой. Слабость, испытываемая Филиппиной, была достаточным основанием, чтобы прибегнуть к помощи снадобья. Она налила в ложку три капли и сунула под нос девушке.

— Чем говорить глупости, лучше выпей вот это. Через пару минут силы к тебе вернутся. И ни одной живой душе не рассказывай, чем я тебя поила.

Филиппина поморщилась, ощутив во рту вкус коричневатого зелья.

— Горькое, — сказала она, фыркнув, как лошадь.

Альбранта звонко расхохоталась.

— Нужно ли, чтобы лекарства имели приятный вкус? Конечно нет, моя Елена, потому что, будь они вкусны, больные в лечебницах никогда бы не переводились!

Щеки девушки порозовели от приятного тепла, которое она начала ощущать в затылке, потом оно опустилось к плечам и постепенно достигло ног. Она улыбнулась. Сестра Альбранта, взгляд которой был полон нежности, стояла перед ней, опершись бедром о стол и соединив руки, — такой девушка привыкла видеть ее, когда могла проводить с ней время.

— Я вспомнила! — воскликнула она, повеселев. — Я уже пробовала это снадобье!

— Это правда.

— После смерти мамы, когда нас привезли сюда. Эти стены, такие высокие, такие толстые, показались мне похожими на стены тюрьмы. И всюду пахло ладаном… Помню, мне стало дурно, когда я увидела надгробный памятник матери. Потом мы с вами познакомились, сестра. И вы сказали, что время залечит мои раны.

— И я готова тебе это повторить, — подхватила сестра-целительница. — Время лечит любые раны. Но знаешь ли ты, что заставила меня здорово поволноваться?

— Я поступила очень дурно, — сказала Филиппина, не отводя глаз.

— Я говорю не о них, а о тебе, о том, что ты чуть было не свела себя в могилу. Неужели ради этих двоих стоило так над собой измываться? — недовольным тоном спросила Альбранта.

Глаза Филиппины широко распахнулись от изумления: таких речей она услышать не ожидала.

Заметив ее недоумение, сестра Альбранта развела руками.