Книга Здравствуй, Никто - Берли Догерти

— Элен, ты же знаешь, я не люблю, когда вы ошиваетесь под дверью. Сколько раз я должна повторять одно и то же?

И Элен вбежала в дом, даже не попрощавшись со мной.

Два дня я ждал звонка от Элен, томясь, как узник на тюремной койке. Я боялся выйти из дома, чтобы не пропустить звонок. Сам я не решался ей позвонить или тем более зайти в гости. Сидя на ступеньках лестницы рядом с телефоном, я притворялся, что читаю, расчесываю волосы перед зеркалом, глажу кота или еще что-нибудь такое. Проходя мимо, отец всякий раз пристально поглядывал на меня, но ничего не говорил, впрочем, я был в таком состоянии, что говорить со мной было бесполезно. Перед тем как зазвонить, наш телефон тихонько бренчит. Когда я наконец услышал этот звук, то тут же сорвал трубку с аппарата, не сомневаясь, что это звонит Элен. Я не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме меня, говорил с ней.

— Ну, как ты?

— Пока не знаю, — ответила она. — Мама говорит, что у меня упадок сил.

— И что теперь?

— Есть два варианта: первое — можно есть чернослив тоннами, второе — сходить к доктору, чтобы он мне прописал железо.

— Можно я встречу тебя после врача?

— Хорошо.

Я добежал до поликлиники и уселся на подоконнике рядом со входом. Через дорогу от библиотеки переходил мужчина с четырьмя детишками. Одну девочку он нес на руках, другую держал за руку, а двое мальчиков уцепились за его пальто. Все они тащили по. книжке и гомонили, как стая сорок. Мужчина явно давно не брился. Я представил: а вдруг у Элен родится четверня? Наверное, меня покажут по телевизору, как самого молодого отца, у которого родилась четверня. Я тоже буду повсюду таскать детей с собой. Девочка, которую мужчина нес на руках, уронила на дорогу книжку и заплакала, отец прикрикнул на вторую, чтобы она скорее подобрала ее. Та уселась на бордюр тротуара и заревела громче первой. Мои мечтания прервала Элен, появившаяся на пороге поликлиники.

— Ну как, все в порядке?

Она кивнула и взяла меня за руку. Доктор выдала ей рецепт и сказала, что очень многим девочкам в ее возрасте не хватает железа.

— Она говорит, что при теперешнем сумасшедшем темпе жизни мы выматываемся гораздо быстрее. Потом она спрашивала об экзаменах и о тебе.

— Обо мне?

— Ну, она спросила, есть ли у меня парень, и я сказала, что есть; тогда она предложила мне, если я не против, обсудить с ней наши взаимоотношения, но я отказалась.

— А может, стоило бы, чтобы уж не дергаться?

— Да ты что! Ведь все попадет в мою медицинскую карту, мать придет, посмотрит и все узнает. Ну, она все-таки дала мне брошюрки о планировании семьи и сказала, чтобы я не боялась приходить и спрашивать у нее обо всем, что касается таких вещей, если мне понадобится. Вообще-то, она очень приятная женщина.

— Тебе лучше?

— Да, кажется, лучше. Но может быть, это просто оттого, что я побывала у доктора.

— Ты и вправду неплохо выглядишь. Неужели нам все-таки повезло?

— Может быть. Ни за что не станем больше рисковать.

Удивительно, как легко можно заставить себя поверить в то, во что тебе хочется поверить. Весь вечер мы дурачились и веселились, от мрачных мыслей, кажется, не осталось и следа. Но они всегда возвращаются, рано или поздно. До конца недели я не встречался с Элен, хотя звонил ей каждый день. Обычно она отвечала на мои вопросы лишь тихими односложными фразами, и я понимал, что где-то неподалеку от нее вертится мать и поэтому Элен не может свободно говорить. Я каждый раз спрашивал, в порядке ли она, и она каждый раз отвечала: «Не знаю».

— То есть как не знаешь? Ведь в поликлинике сказали…

— Не знаю, Крис. Во всяком случае, все как прежде.

Я не знал, что мне делать. Казалось, будто надо мной вьются огромные черные птицы, таращат на меня свои яростные стеклянные глаза. Мне виделись их крылья, со свистом рассекающие воздух над моей головой, я слышал отрывистые крики, вылетающие из их черных клювов. Мне не с кем было поделиться, не к кому обратиться за советом. Порой я часами сидел рядом с отцом, поглядывая на него краем глаза. Мы смотрели новости, отец теребил пальцем нижнюю губу, а я пытался заставить себя завести с ним разговор, но не мог. Да и что мне это даст? — думал я. К тому же, пока ничего не известно наверняка. Как никогда прежде, я затосковал по матери. Мне не хватало ее участия. Я вдруг вспомнил, как однажды, разбив коленку, я плакал у нее на плече. Напрасно я думал, что все подобные воспоминания навеки смыты слезами обиды и одиночества, — они вновь ожили в моей памяти. Я был зол на нее, еще как! Теперь, когда она мне так нужна, больше всех на свете! Если бы я только мог поговорить с ней! Я глядел в окно и, сжав кулаки, пытался представить, что бы я ей сказал. Но в голове была лишь пустота.

Позвонил Том и спросил, не хочу ли я сходить с. ним на альпинистскую стенку. Похоже, он чувствовал, что со мной творится что-то неладное, и решил меня как-то растормошить. В общем, я согласился, потому что мне вдруг пришло в голову, что это может стать удачным поводом для того, чтобы сблизиться с матерью. Может быть, ей будет приятно, что я тоже увлекся скалолазанием, возможно, она даже даст мне какой-нибудь практический совет, напишет что-нибудь ободряющее вроде «Вяжи узлы покрепче, Кристофер!». Мне ни разу не приходилось лазать по всяким там стенкам, однако я полагал, что это во всяком случае будет разумнее, чем если бы я отправился сразу на настоящие горы позориться перед альпинистами Дербишира и Йоркшира.

В спортивном центре было душно и воняло потом. Школьники разминались внизу, некоторые из них энергично разминали пальцы: казалось, будто бы они играют на каких-то невидимых музыкальных инструментах. Стена из пластика довольно круто уходила вверх, на ней было множество порожков и выступов — чем выше, тем меньше, но все равно с виду стенка выглядела несложно. Казалось странным, что люди так тщательно готовятся перед ней.

— Ну как? — Том хлопнул меня по плечу. — Готов к восхождению, Крис?

— За тобой хоть на Эверест.

Том полез вверх, ловко цепляясь за выступы, как паук, у меня же дело пошло чуть менее резво. Я судорожно хватался пальцами за скалу, ноги дрожали, голова кружилась, живот перекручивало. Слава богу, что Элен не присутствовала при этом позоре.

Не знаю, когда бы я вновь увидел Элен, если бы случайно не встретил ее на Эклисол Роад. Засунув руки в карманы, она задумчиво двигалась по улице, ничего не замечая вокруг себя. Больше всего на свете я люблю такие нечаянные встречи.

— Элен! — окликнул я ее и бросился наискосок через дорогу, лавируя среди машин. Мы пошли рядом.

— Я иду к деду, — сообщила она, поправляя волосы.

— Можно я с тобой? — Мне нравился дедушка Элен. Он всегда говорит с тобой прямо, что я очень ценю в людях. А вот бабушка какая-то странная. Мне кажется, она со мной и слова не сказала. А ее взгляд… Порой она смотрит на меня точно так же, как мама Элен: молча, пристально, будто бы выворачивая наизнанку.