Книга Клоунада - Уолтер Саттертуэйт

— Роза! — сказала она, обнажив ряд мелких ровных зубов. — Вы непременно должны звать меня Розой. Никто и никогда не называет меня госпожой Форсайт. Никогда, никогда, никогда. — Она умела улыбаться открыто и весело. — Пожалуйста, входите.

Я вошел, она закрыла дверь и повернулась ко мне. Сняла руку с груди и поманила меня пальцем. Лак на маленьком, правильной формы ногте был точно того же цвета, что и губная помада.

— Проходите. Посидим в гостиной, хорошо? — Она склонила голову набок и еще раз улыбнулась. — Удачная мысль, как думаете?

Именно так я и думал, о чем ей и сообщил. И пошел за ней, овеянный жасминовым ароматом ее духов.

Гостиная оказалась высотой в три этажа, длиной метров двенадцать и шириной метров шесть. Свет проникал через высокие узкие окна, расположенные по одной стене. Просторное помещение, и, куда ни глянь, везде было что-то такое, что обращало на себя внимание. Натертый пол устилали звериные шкуры — зебры, льва и тигра. Здесь же были морские сундучки и модели судов. Статуи и вазы. Были там и обтянутые кожей барабаны и щиты. На белых стенах — дымчатые картины девушек в гареме, исполняющих танец живота. В углу стоял пожелтевший от времени скелет в цилиндре, у которого изо рта, точно язык, свисал презерватив. В противоположном углу стояла полая нога слона с девятью не то десятью африканскими стрелами внутри. Мебель, с массивными деревянными каркасами и мягкими расшитыми подушками в черных и желтых тонах, выглядела слишком громоздкой.

Госпожа Форсайт подвела меня к дивану. Перед ним на кофейном столике величиной с дверь стояли бутылки и бокалы, ведерко с колотым льдом, бутылка минеральной воды, чайник, кофейник, а также чашки и блюдца.

— Теперь садитесь сюда, — сказала она и показала на диван. — А я сяду здесь, — добавила она и опустилась на другую мягкую подушку, красную, напротив меня. Скрестила ноги, поставила локти на стол и, сложив руки, пристроила на них свой маленький изящный подбородок. После чего улыбнулась. — Правда, уютно? И я выставила все это. — Она указала рукой на бутылки.

Я заметил, что глаза у нее блестят, а зрачки сузились, и попытался сообразить, какой наркотик она употребляет.

— Я не знала точно, что вы предпочтете, — сказала госпожа Форсайт. — Вот бурбон, виски и джин. — Она показала на каждую бутылку, приподняв руку с опущенной кистью. — А вот коньяк, арманьяк и кальвадос. И абсент. Вы любите абсент?

— Не очень. — Если она нюхает кокаин, значит, довольно скоро совсем размякнет.

— Прекрасно, — заявила она. — Я его тоже не люблю. По-моему, он ужасно противный. Хотя, говорят, усиливает половое влечение, но я, если честно, никогда в этом не нуждалась. — Она сказала это так, будто обсуждала покупку пары галош. — Есть еще чай и кофе. Так что, — она развела руками, повернув ладони вверх, склонила голову на бок и улыбнулась, — выбирайте отраву по вкусу.

— Я предпочел бы воду.

Она надула губы, опустила руки и хлопнула ладонями по коленям.

— Фу, как скучно! Вода, и все? Точно?

— Точно. Благодарю.

— Ну вот, все настроение испортили, — сказала госпожа Форсайт. И тяжело вздохнула, подняв и опустив плечи в насмешливом смирении. — Ну ладно, — проговорила она, — если вы настаиваете. — Она взяла бутылку с водой и плеснула часть ее содержимого в стакан. — Наверное, мне тоже лучше выпить воды. — Она налила воды в другой стакан. — Мне ведь надо хорошо соображать, если я хочу жить после вашего допроса. — Она весело улыбнулась и протянула мне стакан.

— Это не допрос, госпожа Форсайт.

— Пожалуйста. Зовите меня Розой. Меня всегда звали Розой. — Это было ложью, вернее, не полной правдой. До замужества ее звали Полли. — Я не-на-вижу, когда меня называют госпожой Форсайт. — Она подняла стакан и протянула его мне. — Sante, — сказала она. Мы чокнулись.

Я отпил глоток. Она спросила:

— Теперь скажите, все пинкертоны такие же симпатичные, как вы?

— Все до единого, — ответил я. — Это необходимое требование.

— О, просто замечательно! А кто-нибудь еще приедет?

Она была скорее игруньей, а не соблазнительницей, и в этой ее игривости не чувствовалось призыва. Наверное, простая привычка. Как и наркотики. Мне казалось, если бы я воспринял ее как соблазнительницу, она бы непременно мне подыграла. И опять же по привычке.

Я улыбнулся.

— Не думаю.

— Ах, черт! — Она снова весело улыбнулась и глотнула воды.

— Роза, — сказал я, — как вы знаете, ваша свекровь наняла нас, чтобы разобраться с делом о смерти вашего мужа.

— Бедняжка Клер, — вдруг печально проговорила Роза. — Как она?

— Нормально. Однако она уверена, ваш муж не мог покончить с собой.

— Ну, конечно. Клер всегда считала, что Дикки шутит. Я имею в виду — когда он заводил разговор о самоубийстве. Она думала, это его очередная уж-жасная выдумка, чтобы нагнать на нее страху. Она всегда смеялась и говорила: «Ричард, милый, пожалуйста, прекрати!» Роза посмотрела вниз, и ее блестящие темные волосы упали ей на лоб. — Бедняжка Клер, — повторила она. И подняла глаза. — Она такая милая, всегда мне нравилась, и так любила Дикки, хотя совсем его не знала.

— А он не шутил, — заметил я, — заводя разговор о самоубийстве.

— Какие тут шутки. Он по-настоящему, действительно в это верил.

— Роза, а когда вы познакомились со своим мужем?

— Сто лет назад. Мы вместе росли. Наши родители были ОЧЕНЬ близкими друзьями. — Она наклонилась вперед как заговорщица и сказала: — И все потому, что они были очень, ОЧЕНЬ богаты. — Она весело улыбнулась и откинулась на спинку дивана. — Знаете, богатые предпочитают держаться вместе. Дикки всегда так говорил. А еще он говорил, это неправильно, но неизбежно.

— Когда он впервые заговорил о самоубийстве?

— После войны. Дикки ведь был героем войны. Вы об этом знали?

Я кивнул.

— Он служил шофером на санитарной машине.

Она утвердительно кивнула.

— Верно. Сначала у французов, потом у американцев. Французы даже дали ему ОЧЕНЬ почетную награду. Медаль. Это случилось еще до того, как Соединенные Штаты вступили в войну. Он был при Вердене… Вы слышали о Вердене? О великой битве? Все знают.

— Я тоже.

— Он был там на санитарной машине, стоял около нее со своим другом, и в машину попал снаряд. Она взорвалась, разлетелась на куски! Его друга, беднягу Анри, разорвало пополам. Прямо пополам! Дикки страшно переживал. Конечно, для Анри все было еще ужаснее, а у Дикки не было ни царапины! Ни одной! Взрывной волной с него сорвало шляпу, и только. Вы можете себе такое представить?

Она глубоко вздохнула и, заморгав, огляделась, будто вспоминая, где находится. Потом медленно выдохнула, взглянула на меня и улыбнулась.