Книга Каникулы строгого режима - Андрей Кивинов

Вошедший обвел барак глазами, заметил ишака Казбека:

— Шаман, что за кипеж?

— Сумрак, тут козлина ментовская… Пидором назвал.

Кольцов плохо слышал, что объяснял смотрящий. Вряд ли что-тоположительное и доброе. Он протер глаза, залитые кровью, и рассмотрелположенца.

Да, товарищ и вправду внушал уважение. Глыба. Матерыйчеловечище. Хотя и ростом не вышел. Зато глаза… Броню прожгут.

Черные с проседью волосы. Прическа аккуратная, короткая.Квадратный подбородок гладко выбрит. Наш ответ голливудскому Джорджу Клуни.Роба, ушитая по спортивной фигуре и тщательно выглаженная, безо всяких номеров.Сверкающие, тщательно начищенные ботинки. Именно их глянец почему-то бросилсяКольцову в глаза. И не потому, что он лежал на полу. Как-то не вязалась зона сблестящими ботинками. Отпаренные брюки. Почти вечерний костюм. Звезда лагерногодефиле.

На кистях никаких наколок, полагающихся по статусу настоящимбродягам. Худые щеки с глубокими носогубными морщинами. На левой —небольшой шрам. Зацепился, видимо, за гвоздик. Под смуглой кожей перекатывалисьтугие желваки.

Двадцать лет на зоне… Граф Монте-Кристо по сравнению сним — поц, салага зеленый.

«Все, хана», — подсказал Кольцову внутренний голос вправое ухо, потому что левое ничего не слышало.

Сумрак подошел к лежащему на окровавленном полу недобитомументу. Блатные, почуяв в пришедшем серьезную личность, молча посторонились.

Сумрак повернулся к отдельно сидящим первоходам и мужикам:

— Так дело было?

Те обменялись растерянными взглядами. Сумрак ткнул пальцем вмолодого Милюкова.

— Говори ты. Не бойся.

— Вообще-то он сам начал… — Новобранец неувереннокивнул на Шамана.

— Чего ты фуфляк гонишь! — взорвался Казбек.

— Осади! — Положенец жестом остановил смотрящего.После повернулся к Кольцову:

— За что чалишься?

Кольцов с трудом поднялся на ноги.

— За убийство.

— Кого завалил?

— Своего… Нечаянно.

— Ну, хоть доброе дело сделал, — усмехнулсяСумрак. — Живи пока.

После обернулся к этапу:

— Мента не трогать! А ты, Шаман, не создавайнапряженку…

Казбек недобро сверкнул глазами, словно положенец отбил унего невесту.

Сумрак обратился к этапу, спросив, кто в чем нуждается. Укого-то не оказалось «весла» — ложки, у кого-то «шленки» — миски.Кто-то хотел передать весточку родным, что добрался благополучно.

— Копоть! — позвал Сумрак.

В барак тут же заскочил кладовщик.

— Все запомни, завтра же обеспечь… Шаман, возьмешь уменя мобильник, пускай позвонят домой…

У Сумрака действительно хранился один из символоввласти — общаковый мобильный телефон, и кто не имел своего, мог имвоспользоваться. В Потеряхино стоял ретранслятор, обеспечивавший мобильнуюсвязь с большой землей.

— Спасибо… — пробормотал Кольцов, опускаясь насвою койку.

— Спаси Бог твою задницу! — скривилсяСумрак. — Попадись ты мне в другом месте, мусор, — своими рукамиудавил бы… Иди, сопли умой…

Положенец, в общем-то, говорил правду. И не пришел бысегодня на карантин, кабы не разговор с хозяином тремя часами раньше. Обходятерриторию, Вышкин как бы случайно заметил Сумарокова, отдыхавшего сбиблиотечной книгой в руках на ранней травке в тени плаката «Жизнь безтруда — преступление».

— Что читаем?

— Сенека. Малявы к Лутицию. В смысле, письма.

— Хм, любопытно… Витя, у меня к тебе личная просьба.

— Слушаю.

Авторитет продолжал сидеть перед хозяином. Потому что здесьон хозяин.

— Вчера этап пришел… Там бывший сотрудник. Кольцов. Тывозьми его на контроль, а? Чтоб никаких ЧП. Хотя бы до «Дня лагеря». Да ипотом…

— Мент?

— Да. Из Питера… Опер, кажется.

— Опера порвать за счастье… Желающие найдутся.

— Вот-вот.

— Ладно, сделаю… Только с тебя «ответка». Радио в ШИЗОпроведи.

Штрафной изолятор не имел радиоточки, а люди не должныскучать. Они и так лишения переносят.

— Хорошо, договорились. Правда, это запрещено… Давайтак. Ты мне у своих пяток шкатулочек закажи. И подносов. На сувениры гостям. Иразойдемся краями.

— Базара нет, Филиппыч. Подгоним ширпотреба.

Закончив натуральный обмен, хозяин с чувством выполненногодолга удалился в штаб.

Сумрак успел в карантин вовремя. Еще минута — и ШИЗОосталось бы без радио, а Вышкин — без резных шкатулочек и подносов. Этосерьезная потеря.

Кольцов отправился к умывальнику зализывать раны. Положенецкивнул Шаману:

— Выйдем-ка, перетрем.

Авторитеты покинули карантин. Сумраку — как порядочномубродяге — предстояло объяснить свои действия. Конечно, он мог и необъяснять, но завтра же по зонам разлетится слух, что положенец помешал святомуделу и взял под защиту классового врага. Серьезные воры, в том числе и Паша Клык,могли этого сильно не одобрить.

— Ты чего творишь? — жестко накатил Сумрак насмотрящего. — Предупреждал ведь: скромнее будь. Нам только мертвяка вкарантине не хватало.

— Да не я бузу заварил, мамой клянусь! Ты кому веришь?Мне или этому малолетке?! У воров бы спросил, как дело было!

— Я и себе-то не верю, даже когда сплю. А первоходупургу гнать не резон. Это вы совсем заблатовались.

— Мента все равно на пику посадят.

— Главное, ты не посади, а с остальными я разберусь.Для мента зона теперь дом, и прессовать его по беспределу нельзя. Мы не легавыеи не «махновцы»… Упорет косяк — тогда запрессуем. Понял?

Казбек хрипло ругнулся на своем горском наречии.

— Я спрашиваю — понял?! — надавил Сумрак.

— Да понял, понял…

Сумрак развернулся и скрылся в сумраке. Казбек метнул в егоспину злобный и острый, как кинжал, взгляд. «Совсем озверел, собака! Нормальныеположенцы для блатных стараются, а этот для мужиков лоховых да для ментовпоганых… Если так дело пойдет — петухи нами командовать будут. Пора, пораубирать шакала… Надо потолковать с другими смотрящими. Они тоже не в восторгеот положенца…»