Книга Высокое напряжение - Андрей Кивинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты, наверное, слышал, что в Крестах делают с насильниками? Очень, знаешь ли, непопулярная статья. Да. Это к слову, а теперь вопрос по существу. На свободу хоца?
— Да, да!
— Тогда, красавчик, слушай внимательно и запоминай. Если выполнишь всё, что я скажу, уйдёшь на подписку. Яволь?
— Яволь.
— Отличненько. Значит так…
Вечером Казанцев вернул взятое утром дело. Иголкин, насупившись, сидел за своей машинкой, но не печатал, а о чём-то сосредоточенно размышлял.
Костик положил дело на стол и, не прощаясь, пошёл к выходу.
— Я, это, погоди… — окликнул его вдогонку Иголкин, — Голубева закрыл.
Казанцев оглянулся:
— Да неужто? Так он же в отказе.
— Я ещё раз дело просмотрел, пожалуй, там действительно хватает улик. Ну, и плюс экспертизы.
— Рад за тебя. А то уж ты совсем, — обрадовался Казанцев. — Давай, надо что будет — звони.
Костик, не догадываясь об истинных причинах столь резкой перемены в действиях следователя, пожал плечами и направился в группу по расследованию убийств, а именно, в родной вытрезвитель. Какая, в принципе, разница, что там у следователя за мысли? Главное — убийца сидит там, где ему и положено сидеть.
Под вечер все собрались на базе. Таничев, написав наконец план, теперь строчил справки в старое дело; Гончаров вызывал по телефону какую-то дальнюю родственницу Николая Филипповича, видимо, не доверяя словам хозяина квартиры; Белкин пил растворимый кофе. Мичуринцы — Лёша и Коля — на сей раз отсутствовали — заканчивали незавершённый вчера поквартальный обход, разыскивая владельцев собак и кошек.
Костик плюхнулся на свой стол, прямо на разложенные бумаги.
— Мужики, Иголкин-то за ум взялся. Голубя закрыл. Интересно, это с ним надолго или так, единичный случай? И не давил на него никто. А вдруг он теперь всех арестовывать будет?
— Таких следаков не бывает, — отозвался Вовчик, прихлебывая «Nescafé». — Как говорится, если встретишь такого — позвони, я приеду.
— Не понятно всё-таки…
Таничев громко чихнул, открывая сейф. У него была лёгкая аллергия на бумажную пыль, а сейф был переполнен делами десятилетней давности, свезёнными со всего района в группу пролетарского гнева.
Белкин, допив кофе, сполоснул чашку водой из банки и выплеснул содержимое в окно.
— Я, кажется, догадываюсь, в чём дело, — затем произнёс он. — В дежурке трёп слышал, когда сводку просматривал. Коля-Тюрьма рассказывал. Он насильника выпускал, которого Иголкин тормознул по «сотке». Иголкин, естественно, тоже там присутствовал. А парень этот с Голубем в одной хате сидел. Ну, и общался, разумеется. Так якобы Голубь в камере заявил, что если выйдет, то первым; кого он посадит на «перо», будет Иголкин. За то, что его по «сотке» задержал. Подкараулю, говорит, в подъезде и пущу ему кровушку. Ну, Иголкин, понятное дело, струхнул и закрыл Голубя от греха подальше. Насильнику ещё обещал пузырь выкатить за информацию.
— Хватит чушь пороть, — недовольно бросил Таничев. — Вот так и рождаются сплетни. Иголкин — нормальный мужик, и нечего тут напраслину возводить. Арестовал — молодец. Всегда бы так. Ап-ч-хи! Чёртова аллергия. Только пивом и спасаюсь.
Маленькая женщина в чёрной вязаной кофточке. Белый платочек в руках. Но слёз нет. Слёзы будут потом. Сейчас — ужасный сон, не дающий вырваться эмоциям. Шок. Самые тяжёлые мгновения. Разум ещё не до конца осознал, что произошло, а мысли непроизвольно возвращаются в прошлое в поисках хоть какого-то объяснения случившемуся. А глаза видят его только живым.
И для неё он в настоящем времени. Мать.
— Юра очень тихий мальчик. Это наследственное. Отец тоже тихоня. У Юрочки целый комплекс из-за этого. Ещё в детстве травму спины получил, минимум физических нагрузок. Почти не гулял один. Всё время с нами да с братом. Музыку очень любит. Когда магнитофон на шестнадцать лет подарили — неделю не выключал. Но всё время один. Музыка и книги. Поэтому и жизнь он по-книжному воспринимает. Школу хорошо закончил, хотел в мореходку поступать, но куда с его здоровьем. В Петербург поехал, в Корабелку… Я не пойму ничего. Боже мой, так не бывает ведь. Может, это не он? О, что такое я говорю?! Юра. Смотрите, вот он. Это брат рядом. Правда, похожи?
Паша взял протянутую фотографию. Чужие люди. Для него. Он ничего не сказал. Он боялся говорить. И он не хотел говорить.
— А знаете, как он на скрипке играет? В Доме культуры сольный концерт был. Два года назад. Ему дальше надо учиться. Что он на этих кораблях забыл? А отец пускай учится, раз душа лежит. А где он сейчас?
— На Екатерининском, — еле-еле, внезапно севшим голосом выдавил из себя Паша. — В городском морге.
— Я могу его увидеть?
— Да… Наверно.
— Спасибо.
Мать смолкла и как-то бессмысленно посмотрела в окно. Паша, несмотря на необходимость важность скорейшего разговора с матерью, тоже хранил молчание, опасаясь неосторожным словом открыть дорогу материнским эмоциям. Он на секунду представил себя на месте Елены Сергеевны, но тут же отогнал от себя эту мысль. Слишком жуткую и нереальную мысль.
Наконец, решив, что молчание тоже не самый лучший способ поддержать мать, Паша осторожно спросил:
— Вы осмотрели вещи?
Елена Сергеевна, не поворачивая головы, едва заметно кивнула, будто и не расслышала вопроса.
— Что пропало?
— Пропало? Да. Всего лишь пропало…
— Вы поймите, Елена Сергеевна, это ж для розыска.
— Да. Понимаю. У Юрочки немного вещей. Из ценных — часы, подарочные.
— Марку помните?
— Да. «Ракета». С рисунком корабля на циферблате. В чёрном корпусе. Браслетик тоже чёрный, металлический. Кроссовок нет, не фирменных, обычных, бело-синих. Куртки демисезонной, с подкладкой на молнии. Тёмно-коричневой, с капюшоном. Калькулятора — тоже недорогого, «Электроники». Кассет магнитофонных много было — штук двадцать. Всё, кажется. Да, сумка пропала и джемпер серенький с узором. Пропало… Господи.
Паша бегло чиркал ручкой в блокноте, не уточняя деталей.
Паскудство какое-то. Из этой краткой беседы с матерью получалось, что никаких, даже незначительных заморочек у Юры Чернова не было и убили его из-за кучи барахла, общая стоимость которого едва перевалит за пару сотен тысяч «деревянных». Чушь! Даже в видавшем виды криминальном Питере нет ещё дураков, идущих ради такой ничтожной наживы на квалифицированное убийство. Со связыванием, с кляпом в рот.
Хотя, в принципе, какая разница? Убийство есть убийство. А они? Гондоны они…
* * *
Сергей проснулся вполне отдохнувшим. Быстро соскочив с кровати, он сделал пару приседаний, наклонов и засеменил в домашних шлепанцах к ванной. Поплескавшись под холодной водой душа, он фыркая отправился на кухню поставить чайник.