Книга Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

Наступил момент долгой тишины. Джон смотрел в пустоту перед собой, оглушенный тем, что с ним произошло. Четверо адвокатов внимательно наблюдали за ним, следя, как он пытался за несколько минут понять то, на что сами они – каждый по отдельности – потратили годы. Они разглядывали его, как разглядывают члена семьи, которого долгое время разыскивали как без вести пропавшего и вот нашли и вернули домой, на родину.

– И что теперь? – спросил, наконец, Джон Сальваторе Фонтанелли, удивляясь, что за окнами все еще светло. У него было чувство, что прошли целые часы с тех пор, как он ступил в этот конференц-зал.

– Придется уладить кое-какие формальности, – сказал Альберто Вакки и пощипал свой платок в нагрудном кармане. – Состояние будет переведено на вас, и мы постараемся сделать это так, чтобы оно не подлежало налогу на наследство. И еще ряд подобных моментов.

– Ваш стиль жизни изменится, – добавил Грегорио Вакки. – Разумеется, мы не можем давать вам предписания, но поскольку наша семья из поколения в поколение готовилась к этому моменту, мы готовы сделать ряд предложений, которые наверняка окажутся вам полезны. Например, вам понадобится секретарша, уже для одного того, чтобы регулировать поток обращений с просьбами, который на вас хлынет. И телохранители, во избежание похищения.

– Поэтому, – заключил Эдуардо Вакки, – мы предлагаем вам на первое время съехать с квартиры в Нью-Йорке и отправиться с нами во Флоренцию, пока вы не привыкнете к новой жизни.

Джон медленно кивнул. Да, все это действительно нужно сперва переварить. Утро вечера мудренее. Во Флоренцию. Ну а что, почему бы нет? Что его удерживает в Нью-Йорке? У него теперь триллион долларов. Богатейший человек мира. Действительно, не слабо.

– А потом? – спросил он.

– Что потом – нам и самим интересно, – сказал Кристофоро Вакки.

– То есть?

Старый человек сделал неопределенный жест руками.

– Ну, вы будете располагать такими деньгами, что любое народное хозяйство будет трястись от страха перед вашими решениями. В этом заключается ваша власть. Как вы ею распорядитесь – исключительно ваше дело.

– А что говорит на этот счет сон Джакомо Фонтанелли, что я должен делать?

– Мы этого не знаем. Он провидел, что вы сделаете то, что нужно. В записях, которые от него остались, он больше ничего не говорит.

– То, что нужно? Но что же нужно?

– То, что вернет людям утраченное будущее.

– И как мне это сделать?

Патрон рассмеялся.

– Понятия не имею, сын мой. Но я не беспокоюсь, и вы не должны беспокоиться. Подумайте о том, что мы здесь исполняем прорицание, считая его святым. Это значит, что бы вы ни сделали, вы все сделаете правильно.

* * *

Сьюзен Винтер, тридцати одного года, незамужняя, сидела на белом плетеном стуле под коричневым тентом, нервно тряся коленками, за столиком на двоих перед Рокфеллер-центром, а человек все не шел и не шел. Она уже в тысячный раз смотрела на часы – о'кей, оставалось еще две минуты до назначенного времени – и потом вверх на золотого Прометея, сына титанов, который украшал фронтон небоскреба. Вроде бы он совершил что-то запретное, бросил вызов богам? Она пыталась вызвать в памяти все, что знала из античных мифов, но так и не могла ничего вспомнить про этот персонаж.

Причина ее незамужества, по мнению друзей, крылась в том, что у нее низкая самооценка, из-за которой она не одевается и не красится так, чтобы подчеркнуть свою красоту. В этот вечер на ней были старые джинсы и растянутая, серо-застиранная кофта, а волосы падали на лицо засаленными прядями. Официант, когда она заказывала минеральную воду, смотрел на нее как на существо среднего рода, и свою воду она до сих пор так и не получила. А вот чего ее друзья не знали – чего никто не знал, – это то, что Сьюзен Винтер азартно играла в Лотто.

Все, что она могла оторвать от своего прожиточного минимума, заглатывала ее страсть игрока, включая и те немногие выигрыши, которые она получала. Она давно уже призналась себе самой, что это скорее зависимость, чем страсть, но не находила в себе сил противостоять этому. Иногда, покупая лотерейные билеты дюжинами, она будто смотрела на себя со стороны и думала: так ей и надо, этому безобразному и бессмысленно живущему существу, пусть вкалывает на такой же бессмысленной работе. Ее бабушка, у которой Сьюзен ребенком проводила время после школы, всегда говорила: «Повезет в игре – не повезет в любви!», сидя со своими подругами за бесконечными партиями в бридж.

Повезет в игре – не повезет в любви. Должно быть, какая-то немецкая поговорка; бабушка в войну бежала из Германии. Почему – Сьюзен узнала много позже. А в те вечера, когда ее родители работали, она всегда сидела рядом со стулом своей бабушки, расчесывала и переодевала своих кукол и слушала беседы старых женщин. Повезет в игре – не повезет в любви. Для себя она уже переделала эту поговорку и подозревала, что в действительности она звучит именно наоборот: не везет в любви – повезет в игре. Столько невезения, сколько было у нее в любви, должно было однажды принести ей крупный выигрыш, хоть она и плохо представляла себе, как этот выигрыш может выглядеть.

Мужчина пришел минута в минуту. Он был одет все в то же темное пальто и сразу нашел ее, не ища. В руке у него был коричневый конверт, и Сьюзен знала, что там деньги, много денег. Она тут же нашла привлекательность в том, что собиралась делать.

Он сел напротив нее, неуклюже, как будто у него был мышечный спазм, положил конверт перед собой, скрестил на нем руки и взглянул на нее. У него было мясистое, изрытое оспинами лицо – в юности, видимо, угреватое.

– Ну? – спросил он.

Он никогда не говорил ей своего имени и никогда не назывался, если звонила она. Она просто узнавала его по голосу. Уже два года она снабжала его информацией из ее фирмы, а он снабжал ее деньгами. Вначале это были только сведения – какие случаи обрабатывает сыскное агентство Дэллоуэй, кто у него клиенты, – потом вопросы стали детализованнее. И ответы, которые она давала, тоже. Сегодня она впервые принесла документы.

Она открыла сумку и достала тонкую папку. Он протянул руку, и папка сменила владельца. Вот это и произошло.

Он молча изучал бумаги. Их было немного. То, что она смогла незаметно скопировать. Фото, которое он тщательно изучил. Несколько копий с копий. Несколько страниц текста, который он несколько раз медленно прочитал. Она при этом наблюдала за ним, смотрела на его волосатые руки и чувствовала себя бедной, некрасивой и маленькой. И вместе с тем страстно надеялась, что он найдет принесенное достаточным и стоящим той цены, которую он назначил.

– Информация о его семье у вас тоже с собой? – спросил он вдруг.

Она почти испугалась.

– Да.

Он протянул руку, как будто то, что здесь происходило, было естественнейшим делом, и в то же время от него исходило неумолимое требование. Она достала вторую папку и отдала ему.