Книга У ангелов нелетная погода - Татьяна Батенева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чуть позже, хорошо? – Павел встал. – Сейчас пришлю к вам медсестру.
Он вышел, а в палату впорхнула давешняя сестричка в чудной шапочке. Она снова застрекотала что-то по-французски, поднесла к койке подносик со жгутом, шприцем и другими медицинскими прибамбасами.
Аня зажмурилась, пока сестра чем-то холодным водила по сгибу локтя, потом небольно уколола и быстро развязала жгут.
Аня боялась уколов, сколько себя помнила, но тут даже не пикнула, думая, что маме, наверное, хуже, чем ей, раз сердце прихватило и она даже в реанимации.
– Мерси, – очаровательно улыбнулась сестричка и снова проговорила длинную фразу по-французски.
Ничего себе турки, подумала Аня, медсестер из Франции выписывают. Наверное, и правда богатая больница. Сестра вышла и через пять минут принесла поднос, накрытый салфеткой. Вынула из шкафа какую-то доску, развернула. Оказалось – столик, который можно поставить прямо на кровать. Такие Аня до сих пор видела только в кино.
Продолжая щебетать, сестра поставила поднос на столик, сняла салфетку. Тарелка, накрытая блестящим круглым колпаком, высокий бумажный стакан с крышкой, бутылочка воды и какое-то пирожное в пластиковой коробочке. Она подняла колпак – на тарелке лежал кусок розовой рыбы, вокруг выложен затейливый гарнир из морковки, капусты брокколи и зелени, все полито белым соусом и посыпано какими-то крошками…
Есть хотелось так, что подводило живот. Аня взяла блестящую вилку, отковырнула кусок. Она терпеть не могла рыбы ни в каком виде, и мама всегда уговаривала ее съесть хоть немного, потому что рыбу надо есть для здоровья. Лицо матери, смешно сморщившей нос и убеждающей ее съесть кусочек, Аня увидела так явственно, что горло перехватило. Частые мелкие слезы закапали в тарелку, и она бросила вилку, уткнувшись в салфетку.
Медсестра растерянно смотрела на рыдающую девочку – ей впервые привелось видеть, чтобы великолепно приготовленная лососина вызвала такую реакцию.
Лариса не помнила, как провела этот день, слоняясь по номеру, выходя на улицу, где палящее солнце било по глазам, как огонь электросварки. Она возвращалась в номер, порывалась звонить кому-нибудь, но не понимала, кому и зачем. Ложилась на кровать, укрываясь с головой покрывалом, но не могла спать, плакала, а потом, обессилев от слез, лежала, представляя себя мертвой, выпотрошенной рыбиной…
Наконец, дожив до вечера, машинально приняла душ, включила на всю мощь тихо жужжащий под потолком кондиционер и легла под скользкие простыни на широченную кровать. Она знала, что не уснет, но надо было как-то дотерпеть до утра.
Холодный ветер леденил висок, но все равно казалось, что в голове все кипит. Она вертелась на постели, не находя удобного положения и пытаясь как-то защититься от страшных картин, всплывавших в воспаленном мозгу.
Остро вспомнилось, что вот так же коротала ночи, когда маленькая Аня болела. Первый год был непростым: дочка кричала ночи напролет и успокаивалась только на руках. То ли оттого, что она всю беременность тяжело работала, особенно зимой, когда надо было сгребать кучи снега и долбить лед. То ли от непреходящего горького вкуса обиды на Сергея, который никак не отозвался на рождение малышки… Но она и сама этот год прожила словно под анестезией. Машинально делала все, что должна была, машинально готовила какую-то еду, стирала, купала дочку… И всеми силами старалась не думать о том, что будет, если она вдруг заболеет, не выдержит. Анечка заходилась криком и днем и ночью…
А Лариса винила себя в том, что ребенок не спит, плохо ест и не прибавляет в весе, как положено. Она бегала по поликлиникам, доставала какие-то дефицитные лекарства, истязала себя диетами, чтобы, не дай бог, в молоко не попало что-нибудь лишнее, чтобы дочь наконец окрепла и поправилась.
«Животик, – качала головой участковый педиатр, – вы не тревожьтесь, мамочка, у всех детей в этом возрасте с животиком проблемы». Пока наконец Лариса не нашла выдающееся светило «по животикам». Маленькая сухонькая профессорша посмотрела на листок с анализами и покачала седой головкой: «Орет? Имеет полное право! Скажите спасибо, что по потолку не бегает!» Назначенное профессоршей несложное лечение помогло. К семи месяцам Анечка выправилась, перестала кричать после кормления, довольно гулила и улыбалась, показывая два белых зубика.
«Ну, посмотри, Нателка, это же чистый ангел!» – хвасталась Лариса подруге, развернув Анечку перед купанием и любуясь розовыми ручками и ножками, завитками светлых волос. Аня совала в рот кулачок, потом, искривив мордашку и страшно покраснев, громко пукала. «Что-то ангел у вас какой-то вонючий, мамаша!» – хохотала Нателка.
Потом она отдала Аню в ясли. Спешно сдав ее с рук на руки няньке и убегая, слышала громкий плач. Иногда сама плакала за углом, так хотелось вернуться, забрать дочку и унести домой. Но делать было нечего – бывшая руководительница дипломной работы профессор Вавилова устроила ее на работу в крупное издательство. А там строго соблюдали трудовую дисциплину, опаздывать и сидеть на больничном было не принято. К тому же Ларисе пришлось продолжать и свою дворницкую карьеру, чтобы не отобрали служебную комнату.
Она вставала в пять утра, убирала свой участок, потом неслась с Аней в ясли, а к десяти уже сидела за рабочим столом в редакции. Сейчас было страшно вспоминать те два года, но тогда она, закусив губу, упрямо твердила себе: я смогу, я не сломаюсь, не дождетесь.
К кому относилось это «не дождетесь», она и сама не могла бы сказать. Но острое чувство собственной силы и невозможности отступить помнила до сих пор очень явственно.
Когда главный редактор издательства, маститый писатель Кожеватов, выхлопотал ей комнату в коммуналке и прописку, сразу стало легче. Не надо было вставать ни свет ни заря и волочить тяжелые пешню и лопату по темным зимним улицам и дворам. Правда, Лариса очень боялась знаков внимания со стороны главного редактора, который явно ей благоволил.
«Теперь начнет приставать, старый ходок! – мрачно пророчила Нателка. – Уж известно, что он слаб по женской линии. Раз облагодетельствовал, то жди подляны…»
Лариса сжималась в комок, когда секретарша главного вызывала ее: «Зайдите к Николаю Валентиновичу!» Он и впрямь пару раз нежно жал ей руку, похлопывал по плечу, но дальше дело не пошло: над головой Кожеватова сгущались тучи акционирования издательства, были какие-то неприятности со взрослым сыном – балбесом и пропойцей… А потом старого писателя и вовсе попросили с насиженного места. Его кабинет занял сухой и деловитый бизнесмен – начиналась эра коммерческой литературы.
Лариса вертелась на широкой кровати до рассвета. Вставала, пила воду, прикладывала к раскаленной голове мокрое полотенце. Но когда тяжелые занавески стало розово подсвечивать солнце, внезапно провалилась не в сон, а в какое-то странное забытье, словно рассудок отключился сам, отказался сохранять бодрствование…
Проснулась оттого, что сильно вздрогнула всем телом. Несколько секунд непонимающе осматривалась: где я, что со мной? И тут же бетонная плита навалилась на нее всей тяжестью: Аня пропала.
