Книга Артистка, блин! - Екатерина Вильмонт

— Ну и в чем суть спора? Режиссеру безусловно виднее,тем более такому режиссеру!

— Да, но лицо‑то не медийное!

— Но медийными, как солдатами, не рождаются, астановятся! И главная роль в таком фильме враз сделает медийным любое лицо,тоже мне проблема! Успокойся, Сеня!

— Почему я должен выслушивать оскорбления от этогописеныша, который только и умеет, что хамить!

— Вы первый начали!

— Что позволено Юпитеру, не позволено быку, впрочем, тыне бык, ты мелкий свиненыш! И работать я с тобой не буду ни под каким видом!Все, это мое последнее слово!

— Так, стоп! Сеня, теперь твоя версия!

— Никакой версии! Или он или я!

— Тоже мне проблема, поменяем его! Он пойдет на другойпроект, а тебе дадим другого! Но я всетаки хочу сам глянуть на эту альпийскуюдиву! Где она? — Я ее отпустил, но мы сняли сценку с Димой, он, кстати,очень ее одобрил, не говоря уж о Лешке.

— Сняли, так покажите!

— Сию минуту, Николай Максимыч, — засуетился«свиненыш». — Посмотрите сами, ничего в ней особенного нет, СеменРоманович необъективно к ней относится…

— Замолкни, свин!

— Тебя уже повысили в звании! — хмыкнул НиколайМаксимович. — Лучше уйди пока, у меня своя голова на плечах.

Получивший «повышение» исполнительный продюсер предпочелуйти от греха подальше.

— А что, мне она понравилась… — заявил, посмотревматериал, Николай Максимович. — Живая, пикантная, голос чудный, ты, Сеня,молоток, бьешь без промаха. Вообще, может, ты не самый великий, Сеня, ноактеров видишь как никто! Из этой девахи будет толк! Сколько ей годков?

— Двадцать девять.

— Да? А глядится на двадцать два максимум! Это здорово!Берем!

— Коля, ты не передумаешь?

— Сень, я похож на болтуна? Сказал берем, значит, берем!А этого дурня Валерку давно гнать пора, ни хрена не понимает!

— А ты зачем его вообще взял?

— Да он поначалу нормальный был, а теперь обнаглел,как… Словом, Сеня, совсем его выгнать пока не могу, а от тебя уберу, неволнуйся, вместо него дам хорошую девку, Нинку Мурадян! Ты ее знаешь?

— Нет.

— Она умная, дело любит самозабвенно, у нее муж годназад погиб, она с головой в работу ушла, надежная как скала и говорит, чтомечтает поработать с тобой.

— Ну что ж, я не против, а то этого свиненыша я быпросто пришиб!

— Вот и славненько! Давай‑ка завтра привози своюальпийскую фиалку ко мне, поговорим уже о конкретных делах.

— То есть я могу сейчас же ей сказать, что онаутверждена?

— Можешь, можешь! Они, кстати, с Димкой в паре классносмотрятся! А то помнишь, мы с тобой удивлялись, он с Голубевой снимался, чистоенедоразумение. Он шикарно там играл, у него все легко, изящно, с шиком,настоящая авантюрная комедия, а она как гвозди, да что там гвозди, сваизаколачивает! А эта… Надо дать девке шанс! Но придется как‑тозаинтриговать зрителя, сочинить что‑нибудь волнующее, ладно, это непроблема… Запустим утку, что у нее роман с Димкой или что‑нибудь еще,профессионалов привлечем. Все, я должен бежать, завтра жду вас всех троих, сНадей, я имею в виду, часам к… Постой, я сейчас… — Он вытащил из карманателефон: — Алла, что у меня завтра? Ага, понял. И ничего нельзя подвинуть?Отлично, ох, грехи наши тяжкие! Сеня, а к десяти утра подгрести сюда слабо?

— Нормально, к десяти так к десяти!

— Все, я убежал, у меня такой цейтнот!

Семен Романович решил все‑таки пока не говорить Варе,что все уже решено, он слишком хорошо знал эту кухню. Роль «свиненышей»зачастую бывает куда важнее роли свинопаса. Как говорится, жалует царь, да нежалует псарь. Но вот если завтра на встрече с Николаем будет и представительканала, который весьма, как известно, ценит опыт и чутье Николая Максимовича,тогда‑то уж и будем радоваться вместе. Дома он сказал, что в принципекандидатура Вари одобрена, но вот завтра надо еще все обговорить…

— То есть, они не сказали, что я никуда негожусь? — дрожащим голосом спросила Варя.

— А за каким чертом тогда им надо с вамивстречаться? — вспылил измотанный Семен Романович. — Думаете, они таквоспитаны, что будут приглашать вас для отказа, чтобы все выглядело благопристойно?Щас!

— Сеня, тише! По‑моему, все идет отлично, ДимаБурмистров вас одобрил, с ним считаются, это тоже важно… Да не тряситесь вытак, Варечка! Сеня прав, раз пригласили на завтра, значит, все идет хорошо! Аесли что не так, берем сценарий, вас и переходим в другую структуру! Сеня васне сдаст! Если он поверил в артиста…

— Вы правда в меня поверили? — вскинула своиглазищи на режиссера Варя.

— Черт бы тебя побрал, альпийская варежка! — вдругне своим голосом заорал Шилевич. — Сколько можно повторять одно и то же?

— Варежка? — засмеялась Надежда Михайловна. —А можно я тебя тоже буду Варежкой звать и на ты?

— Можно, — испуганно улыбнулась Варя. — Меняникто Варежкой не называл, но мне нравится!

— А я есть хочу! — заявил Семен Романович. —Дадут мне в этом доме пожрать?

Утренняя встреча прошла для Вари как во сне. Через полторачаса трудного для нее, во многом непонятного и в высшей степени сумбурногоразговора до нее вдруг дошло — ее берут на эту роль! От радости оназадохнулась, и если бы Надежда Михайловна в какой‑то момент больно неущипнула ее, она бы и вовсе ни во что не врубилась. А еще через два часа онаподписала контракт, из которого следовало, что она должна уже через две неделиприбыть в Москву. Съемки начнутся в середине апреля, и режим будет жесточайшим,планируется все снять за полтора месяца!

— И это еще хорошо, — сказала НадеждаМихайловна, — а то, бывает, и за две недели снимают! Варя, вам придетсяуволиться с работы?

— Конечно, ведь в общей сложности на все уйдет месяцачетыре, мне такой отпуск никто не даст!

— Да зачем тебе эта дурацкая работа! — взорвалсяШилевич. — Я совершенно уверен, как только слух о тебе пройдет по нашимсферам, тебя сразу начнут приглашать в какие‑нибудь сериалы, и мой тебесовет, не отказывайся! Тебе уже не двадцать, столько лет упущено! Конечно, налюбое говно соглашаться все же не следует, но ты не волнуйся, я прослежу! И,скорее всего, сам буду еще тебя снимать, я своих актеров всегда долго снимаю,может, не в главной роли, но это неважно!

— Господи, да я как во сне…

— Ты, кстати, помнишь, что завтра утром с тебя снимаютмерки? А днем ты улетаешь?

— Помню, Надежда Михайловна, миленькая…

— Эмми! Ты знаешь…