Книга Рим и эллинизм. Войны, дипломатия, экономика, культура - Александр Павлович Беликов

римской агрессией[183]. В таком случае придётся признать, что они начали эту «борьбу» задолго до того, как проявились агрессивные поползновения сената по отношению к Иллирии. Обобщая, он приходит к выводу, что завоевание Балкан Римом вызывалась опасностью со стороны Эпира (?! – А.Б.), желанием обезопасить север Италии от вторжений альпийских и варварских племён (?), стремлением (с середины II в. до н. э.) получить связь со своими провинциями Македонией и Грецией, коммерческой деятельностью италийских купцов на Адриатике[184].

Неубедительны мнения, что причины войны – захват пиратами Коркиры, «важного пункта на морском пути из Италии на восток»[185], имеющего стратегическое значение[186], иллирийская экспансия столкнулась с римскими интересами[187], а главная причина – подозрительность сената к сильному соседу[188]. Сила Иллирии здесь явно преувеличивается, в Коркире Рим не был заинтересован, её падение никак не влияло на сенат или торговлю. Двигавшийся к Коркире римский флот ещё даже не знал о её захвате (Polyb. II.11.2).

Такие оценки причин войны неубедительны. Официальные мотивы: месть за разбой и убийство посла – только благовидный предлог. Причины появления римлян на Балканах более сложны и нуждаются в комплексном рассмотрении. Римские интересы рост «пиратского» царства никак не затрагивал. На жалобы ограбленных купцов не реагировали, они, как и италийская торговля, сенат не заботили. Разумеется, правительство не могло начисто игнорировать их интересы, но они отнюдь не имели приоритета. Сенат не видел оснований проливать кровь римлян ради каких-то торговцев, «многие из которых принадлежали к покорённым Римом народам»[189].

«В прежние времена римляне оставляли без внимания жалобы на иллирийцев» (Polyb. II.8.3). Эта фраза чрезвычайно важна для правильного понимания дальнейших событий. Если теперь сенат снизошёл к жалобам, значит, появилось какое-то важное обстоятельство, отсутствующее раньше. Им было, несомненно, близившееся столкновение с Карфагеном. Война с ним планировалась как связанная с крупными морскими операциями – переправкой войск в Испанию, Сицилию, Африку[190]. Роль морских коммуникаций для переброски и снабжения войск неизмеримо возрастала. Интерес сената к Адриатическому морю начал проявляться ещё раньше, не случайно ещё в 246 г. до н. э. на его побережье была основана латинская колония Брундизий, вскоре ставшая главным восточным портом Италии. Брундизий, безусловно, был основан, «чтобы закрыть Адриатику для карфагенского плавания»[191]. Кроме того, важно было обеспечить тыл со стороны Иллирии и устранить помехи морской торговле, значение которой в военное время всегда возрастает.

Усиление пиратства, принявшего более организованный характер, мешало контактам с соседями через Адриатику, что особенно недопустимо накануне решающей схватки с Карфагеном, которая и стала главной причиной иллирийской экспедиции. Это вытекает из общей установки Полибия: «Антиохова война зародилась из Филипповой, Филиппова – из Ганнибаловой, Ганнибалова – из Сицилийской…» (III.32). В эту преемственность вписывается и Иллирийская война, которую нельзя рассматривать изолированно – «история по частям даёт очень мало для точного уразумения целого» (I.4.10). Достичь его можно лишь соединением всех частей (I.4.11; VII.4.9—11), обращая внимание на предыдущие события (III.31.11).

Исследователи, считающие главной причиной пиратство, игнорируют важный факт: как ранее, так и впоследствии сенат не обращал никакого внимания ни на потребности купечества, ни на морское пиратство, мешавшее торговле. Как справедливо отметил Т. Франк, Рим настолько пренебрегал торговыми интересами, что, заключая договоры с Набисом (197 г. до н. э.) и критянами (189 г. до н. э.), разбойничающими на морях, даже не пытался очистить от них море[192]. Имено поэтому позже пиратство расцвело настолько, что сенат вынужден был вмешаться только тогда, когда оно блокировало поставки хлеба в Рим (особые полномочия Помпея).

Нет оснований говорить и об альтруистическом желании римлян помочь грекам. Скорее Рим заботился о возвышении своего престижа в Элладе. Наконец Риму нужны были хорошие морские базы в Адриатике, которых не было в Италии, что признаёт, кстати, и сам Т. Моммзен[193].

Нельзя было оставить без помощи Иссу. Первому союзнику на Балканах[194] надо было показать, что он не ошибся в выборе покровителя. Только так можно было сохранить прежних союзников и получить новых, что было особенно важно на Балканах, где Рим делал первые шаги. Римляне хотели оказать услугу Иссе, чтобы показать свою дружбу (Dio Cass. fr. 49). Войны научили сенат ценить союзы, а лучшее средство сохранить союзников – это помогать тем из них, кто попал в беду (Liv. XXI.52). Возможно, до 230 г. до н. э. Исса действительно не была в союзе с Римом, но самим фактом обращения за помощью перешла под его покровительство.

Захват Сицилии стимулировал торговую деятельность и интерес к морским границам, Рим начал обращать внимание на обеспечение своего восточного побережья[195]. Серия акций Рима (захват Сардинии и Корсики, разгром галлов, Истрийская война 222–221 гг. до н. э.[196]) имела целью установить господство в италийских морях. Иллирия имела важное стратегическое значение[197], и после 229 г. до н. э. Рим стал хозяином Адриатики[198].

Осторожность и неспешность римлян вполне понятны, вторжение на территорию македонского союзника могло вызвать ненужную сейчас войну с Антигонидами. Вся сложность заключалась не в сопротивлении иллирийцев, а в возможных международных осложнениях[199]. Поэтому для удара выбрали единственно возможный момент – Деметрий II умер, его сын Филипп был ещё мал, и страна оказалась в сложном положении (Just. XXVIII.3.14)[200]. Рим не оккупировал Иллирию – это могло насторожить греков. Была установлена узкая полоса протектората, почти соприкоснувшегося с территорией Македонии[201]. Часть земель отдали Деметрию Фаросскому, ожидая найти в нём верного союзника. Римляне закрепились в городах на побережье, получив базу для дальнейших действий.

Эти города, формально dediticii[202], имели тот же статус, что и взятые штурмом[203], что обрекало их на полное бесправие. Фактически они остались автономными, «свободными» (App. Illyr. II.8) от Рима, но только во внутренних делах[204]. Полибий называет их подданными римлян (III.16.3), так же рассматривали их сами римляне (App. Illyr. II.7). Города поставляли вспомогательные войска (Polyb. II.12.2), их положение соответствовало римским союзникам, но правильнее определить его как протекторат. Греки не могли защититься от пиратов. Поэтому протекторат не ощущался болезненным ограничением независимости[205]. Римских «наместников»[206] в городах не было. Имелись лишь постоянные коменданты гарнизонов Иссы, Коркиры[207] и, возможно, Эпидамна[208]. Иллирийские племена были обложены данью (Liv. XXII.33). Рим стал патроном слабых, зависимых государств-клиентов, его обязанности могли трактоваться очень гибко[209]. Обычно римляне вели себя на завоеванных территориях куда жёстче, но сейчас неопределённость их положения на Балканах вынуждало быть дипломатичнее.

Римские посольства, прибыв в Этолию и Ахайю, объяснив причины появления римлян на полуострове, зачитали