Книга Блаженный Августин - Константин Томилов

ни одну их них, обе страшные, старые, толстенные…

– Ага! Да ещё и выделывались весь вечер как королевы красоты, то им не так, это не эдак! А сами, ни на копейку к столу не принесли! Всё наше: и выпивка, и закуска. Всё подчистую сожрали и выпили.

– Вот именно! Ну дошли мы с ними до турбазы, я им и говорю, пардон, типа, мадам, мне крайне необходимо посетить «ватерклозет», и прямиком туда. Они стоят. Ждут. А я, даже не заходя туда, мимо, там заборчик невысокий, через него прыг, знаю что им ни за что не перелезть, с ихним то весом, а вслед! Ох, Юрка! Такое! Такие крики, такие слова! Веришь – нет, как камни по спине, я даже запинался и падал. До сих пор спина болит, как будто на самом деле…

– Ай, да ладно тебе, – насмешливо и в тоже время испуганно попытался возразить Юрий Венедиктович, – хотя…, может и на самом деле…, я и сам весь, там на берегу, как в тисках зажало меня, когда ты с этими двумя пришёл. Нет бы, сразу «раскланяться», послать их на три весёлых буквы и уйти, нет же, начал вокруг них «берримора» изображать. И чем дальше, тем хуже. Если б не Андрюша, не знаю чем бы всё закончилось.

– Ладно, слава богу, что всё обошлось, – согласно хмыкнул дядя Петя, – пойду я домой, а то вот-вот ливанёт.

За стенами домика все сильнее и сильнее шелестели листьями встревоженные приближающейся грозой деревья.

– И знаешь ещё что, Юра, – обернулся на пороге «незадачливый мушкетёр», – весь вечер, с самого того момента, когда эти двое навязались на нашу голову, у меня было ощущение, что они те самые двое, ну те, молодые, с которыми я днём договаривался, но только, как-то, непостижимым образом на тридцать лет постаревшие…, бред конечно, потому что такого нет и быть не может…, да только вот, сидит у меня это до сих пор в башке и всё тут!

– Слушай, Петь, а откуда они, тётки эти, из какого министерства?

– Министерство финансов. А вот какое именно: союзное или федерации, это я что-то запамятовал, – ответил сосед уже из-за двери.

Сладко-сладко спавший под хлюпающие звуки дождя и незлобное порыкивание грома, Андрюша проснулся. На улице, в абсолютном мраке окружающем дачный домик, стояла какая-то девственная тишина, изредка возбуждаемая всплесками тяжёлых, полновесных капель и робким перекликом ранних птах. Липко-тяжёлый, как растаявший тёплый холодец, воздух внутри помещения понемногу освежался развеиваясь льющимся снаружи холодком. Снизу, из родительской спальни, слышался то удушливый храп отца, то невнятное бормотание. Юрий Венедиктович потому и не любил спиртное, что не только тяжело болел похмельным синдромом, но и каждый раз, заснув «навеселе», разговаривал по ночам, устраивая иногда целые «радио спектакли», о чём ему утром иронично-горестно рассказывала жена. Андрей прислушался к становящемуся всё более и более отчётливому разговору отца с кем-то неведомым.

– А! Вот ты оказывается какая!… Ух,… Ух, Настюха!… Да, я тебя счас!… Ах, ты блядища-то оказывается какая!… Вот, счас, я тебя вот так!… Ну держись!… Уву-уву-увувуву!!! – завопил, совсем как Колька-дурачок, Андрюшин отец, закряхтел деревянными пазами сотрясающийся старенький диван, и всё стихло. А через несколько тягостно тягучих мгновений, леденящую кровь тишину «разбил» спокойно холодный голос Юрия Венедиктовича:

– А эта тварь как здесь оказалась? А ну брысь…, ты смотри, не хочет! Ну-ну…

Послышался увесистый удар по чему-то мягкому и в то же мгновение истошный кошачий вой.

– На тебе! На тебе! – уверенно попадал по мечущемуся в закрытой комнате животному «опытный садист».

С обмирающим от ужаса, лихорадочно стучащим сердцем, Андрей торопливо сбежал вниз по лестнице и распахнул дверь в родительскую спальню. Взбешённая, чёрная котяра дико завывая выскочила из душной как парилка комнаты и царапая когтями ступеньки взлетела на второй этаж в Андрюшину комнату. Потом послышался треск разрываемой натянутой на окно марли и «незваная гостья» тяжело шлёпнулась вниз на картофельную ботву.

– Пааап, – стуча зубами спросил Андрей растерянно разглядывающего разгромленную комнату отца, – а что это? Что это было?

– Не знаю, Андрей, – озадаченно пожал плечами Юрий Венедиктович сосредоточенно разглядывая зажатую в руке тяпку, – как она могла в комнате оказаться?

Спросил сам себя, неизвестно что имея в виду, то ли садовое орудие, то ли ускользнувшее полуживое животное.

– Эх, ну за такое, нас с тобой, Андрюха, мамка точно прибьёт…, а это ещё что? – покрепче зажав обеими руками тяпку вышел в коридор на звук открывающейся двери, – Надюха…, легка на помине…

Тяжело переступающая ногами, промокшая до нитки женщина, равнодушно, как сомнамбула, посмотрев на мужа и сына, прошла в кухню и упала на слегка покосившийся под её весом, заскрипевший стул:

– Вовка звонил, мне работу, вечером…, сегодня днём Семёниху в её доме убитую нашли…, скотина её с утра некормленая орала, орала, соседи и пошли к ней…, изнутри было закрыто, они, мало ли что, участкового позвали…, тот распорядился дверь взломать, зашли, а там…, ночью видимо всё произошло, соседка, баба Таня говорит около двенадцати у неё свет горел, свечи…, «швейкой» её, такой же как у нас, к столбу, который посередь хаты матицу подпирает…, под подбородок, Вовка говорит, высоко так висела, ноги до пола не доставали…, глаза выколоты и язык отрезан…, всё, «отвоевалась» Семёниха… Юрочка!!! – вскочив со стула судорожно прилипла к неуверенно ухмыляющемуся мужу, – что с нами теперь будет?! Кто нас защитит?!

– Да перестань ты, Надя! Перестань, – недовольно и несогласно покрутил плечами Юрий Венедиктович, – враки это всё! Не верил я в это, никогда, и сейчас не верю. Враки, бабские бредни и выдумки, всё лишь бы денег «на дурняка» поиметь. Нельзя ни приворожить никого, ни наоборот, ни заговоры эти ни на кого не действуют, ни проклятия. И сглаза никакого тоже не существует, так же как нет ни бога, ни дьявола, ни ангелов, ни бесов. А всё это бабки понапридумывали, чтобы на этом деньги зарабатывать. И Семёниху эту, точно из-за деньжат «пришили». Что значит нет? И что, что окна целы и дверь изнутри была закрыта? Да там, Надюха, на зоне такие спецы, такие фокусники, что не только это, а и ого-го…

– В-общем, похоже, влипли мы, Юрок, крепко влипли, – оловянно помаргивая глазами пробормотал дядя Петя, сидя вечером этого сумасшедшего дня, на кухне своего соседа по даче. Весь этот день, мама то плакала, то пыталась навести порядок устраняя разгром после «кошачьей бойни», то принималась лечить неведомо от чего, неведомо чем болеющего Андрюшу. Только к вечеру, она вдруг решила поехать в город, чтобы либо отработать пропущенные полсуток, либо