Книга Феминизмы. Всемирная история - Люси Делап

всех Машенек. В фокус ее позднейших утопических сочинений помещен социум, в котором каждый сможет испытать «большую любовь»: ее преобразующий потенциал, по мнению Коллонтай, радикально изменит общественный строй. Коллонтай стремилась к сексуальной свободе и считала половое влечение (гетеросексуальное) исключительно важным:

А потом, как завершение, как финальный аккорд, заговорит тяготение страсти, и сама страсть загорится таким ярким, обжигающим, победным пламенем… В ее мечтах было столько красок, столько оттенков совместных переживаний[34].

Тем не менее Коллонтай признавала, что любовь, страсть трудно контролировать и что женщине такого рода эмоции могут обойтись слишком дорого. Ее собственная жизнь отмечена стремлением к любви. У Коллонтай был скандальный, вопреки условностям, роман с рабочим-металлистом (и наркомом труда) Александром Шляпниковым, а затем с Павлом Дыбенко — пролетарием-революционером, который был сильно младше ее и за которого в 1917 году она вышла замуж. То сексуально-эмоциональное преображение, о котором так мечтала Коллонтай, омрачил политико-экономический кризис 1920-х годов, и ее планы натолкнулись на множество препятствий. Ленин лишил Коллонтай власти за то, что она выступала за расширение прав профсоюзов. Ей пришлось уехать из СССР, она занимала ряд дипломатических постов в странах Скандинавии и Мексике. Именно в 1920-х годах Коллонтай описала вероятную жизнь женщин при коммунизме и получила мировую известность как глашатай «свободной любви». Но как когда-то на репутации писательницы Мэри Уолстонкрафт сказались ее ставшие широко известными любовные похождения и рождение внебрачного ребенка, так и Коллонтай стали воспринимать как ниспровергательницу морали и проповедницу половых излишеств. Ленин, согласно воспоминаниям Клары Цеткин, отреагировал на ее сравнение секса со стаканом воды довольно резко: «Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, край которого захватан десятками губ?» Каковы бы ни были намерения Коллонтай, мечтать и жить иной жизнью означало вероятную дискриминацию и вынужденное молчание.

В отличие от многих утопистов, Коллонтай помещала свое идеальное общество в прошлом, до октября 1917 года, или же в революционном настоящем. Героини ее рассказов любят мужчин и посвятили себя новому жизненному укладу. Утопия Коллонтай не была футуристической, но все же оставалась утопией: она рисовала преобразившуюся психику человека, его способность любить, получать удовольствие от любви и оптимально сочетать пылкую самореализацию с приверженностью общему благу. Персонаж повести «Василиса Малыгина» (1923) — работница, коммунистическая активистка, пытающаяся организовать дома-коммуны. Василиса — возлюбленная, а затем жена Владимира — анархиста, ставшего большевиком. Их отношения — сложная комбинация страсти, дружбы и разочарования. Василиса, подобно многим героиням Коллонтай, стремится сочетать бурные любовные отношения с революционной работой. Она отвергает патриархальное отношение к девственности и вступает в связь с несколькими мужчинами, однако ей мешают старозаветные представления о том, какими должны быть половые отношения, которых ее любовники лицемерно придерживаются. В итоге работница Василиса бросает неблагонадежного мужа и возвращается к партийной работе. Героини Коллонтай однозначно становятся счастливее, освобождаясь от требовательных партнеров. Василиса относится к любовникам почти по-матерински, а мужчины у Коллонтай изображены эмоционально зависимыми от женщин, как дети.

В повести «Василиса Малыгина» страстная любовь Василисы к Владимиру в конце концов переходит в дружбу и Василиса даже начинает испытывать к его новой возлюбленной сестринские чувства (смешанные с жалостью по поводу ее буржуазного упования на любовь одного-единственного мужчины). Но Коллонтай признавала обусловленную биологией уязвимость женщины: в финале рассказа Василиса узнает, что беременна. Она с отчасти наивным оптимизмом относится к перспективе воспитания ребенка, полагаясь на коллективную помощь Советов. В сочинении «Работница-мать» Коллонтай с уверенностью предсказывает:

Когда Машенька (не барыня и не работница, а просто гражданка) забеременеет, ей не придется страшиться, что будет с нею, с ребенком. Общество — большая дружная семья — обо всем позаботится. К услугам Машеньки будет находиться дом-приют, окруженный садом, цветами, дом, где будет устроено так, чтобы радостно, здорово и удобно жилось каждой беременной, каждой роженице, каждой кормящей… В детском саду, в детской колонии, в яслях и в школе будут дети расти под присмотром опытных нянь. Когда мать пожелает — дети всегда с нею. Некогда ей — она всегда знает, что ребенок в надежных руках[35].

Послереволюционная реальность была не такой благостной, однако Коллонтай с оптимизмом отнеслась к материнству Василисы. Вероятно, из-за своего относительно привилегированного положения и незначительного влияния собственного материнства на политическую деятельность Коллонтай мало знала о подлинном опыте женщины, решившейся завести ребенка вне традиционной семьи.

Феминистские утопии Рокейи-бегум, Перкинс-Гилман и Коллонтай, хотя они и написаны в один и тот же двадцатилетний период, разительно отличаются друг от друга в том, как их авторки, исходя из различных культурных, религиозных и политических условий, изображают отношения женщин и мужчин. В интеллектуальном труде Перкинс-Гилман духовность и мечты соединены с соображениями дарвинистского и евгенического характера в «большой феминизм». Рокейя-бегум предложила необыкновенно фантастичный и нетрадиционный — мусульманский — вариант феминистской мечты. Александру Коллонтай также интересовало духовное, силой любви, совершенствование, но она все же предпочитала светскую, марксистскую платформу для конструирования своей утопии. Хотя и Рокейя-бегум, и Перкинс-Гилман, и Коллонтай занимались решением местных проблем (выступали в поддержку, например, предоставления женщинам избирательного права, образования, репродуктивных прав), все они стремились представить воображаемый — и иногда откровенно фантастический — мир изменившихся гендерных отношений. Все они подчеркивали, что универсальный созидательный труд женщин есть ключ к феминистскому будущему. Эта черта — общая для традиции утопического социализма, и у Коллонтай она теснее всего связана с марксистской концепцией господства рабочего класса. Оплачиваемый труд подразумевал экономическую независимость, и большинство феминисток считали его важной целью. Но женский труд — созидательная, общественно полезная деятельность — являлся главной целью, свойственной для проектов многих феминисток.

Претворение утопии

Рассмотренные феминистские утопии относятся к богатому на идеи периоду с конца XIX до начала XX века, когда оба пола могли рисовать различные варианты общественного устройства. Были и попытки реализовать эти проекты. Радикалы XIX века широко экспериментировали с «образцовыми», утопическими общинами и утверждали, что способны претворить мечты в жизнь. Одной из мечтательниц, убежденных в том, что у ее соотечественницы-индианки есть спрос на автономное существование жизни внутри основанных на взаимной поддержке женских общин, была знаменитый общественный реформатор Пандита Рамабаи (1858–1922). Ключевым в жизни Рамабаи стало необычное решение ее отца-брамина — наставника из высокой касты: передать жене и дочери знание священных текстов на санскрите. Судьба вынужденной скитаться вместе со своими родителями, братьями и сестрами Рамабаи была тяжела и необычна. Отец отказывался от предложений устроить ее