Книга Четвертое июня. Пекин, площадь Тяньаньмэнь. Протесты - Джереми Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Власти Хэфэя разрешили студентам провести мирную демонстрацию и подтвердили ее законность. Но в Шанхае и Пекине к разгону и аресту демонстрантов была привлечена полиция, что, в свою очередь, спровоцировало новые марши протеста. Студенты Шанхая вывесили транспаранты с надписями «Да здравствует демократия!» и «Демократия, свобода, равенство!» [Wasserstrom 1991: 298]. 19 декабря 1986 года студенты Шанхайского университета путей сообщения вели дебаты с мэром Цзян Цзэминем; в тот же день студенты осадили здание муниципального правительства Шанхая. Студенты Шанхайского финансово-статистического университета выдвинули главе города четыре требования: 1) подтвердить, что демократическое движение оправданно, патриотично и законно; 2) признать, что учащиеся имеют право вывешивать плакаты и проводить марши на законных основаниях; 3) разрешить газетам публиковать правдивую информацию о студенческом движении и 4) защищать физическую безопасность участников демонстраций [Чуань 1990: 144–145].
1 января 1987 года Шэнь Тун шел маршем по площади Тяньаньмэнь. Отец отговаривал его: «Будет пролита кровь». Шэнь вспоминал, что отец «пытался меня напугать». Он вышел на улицу. То, что он увидел, поразило его. Тайная полиция направила камеры на лица демонстрантов; офицеры в форме бросились на студентов на площади Тяньаньмэнь, «схватили их и бросили в полицейские фургоны». Шэню удалось сбежать. Позже узнал, что 25 его сокурсников из Пекинского университета были арестованы; многим другим пришлось выступить с самокритикой, после того как их опознали по фотографиям [Shen 1990: 116–119].
Репрессии, включающие аресты и другие наказания, положили конец студенческим протестам в конце 1986 – начале 1987 года. Дэн Сяопин был убежден, что такой жесткий подход, также включавший принуждение Ху Яобана к отставке с поста генерального секретаря КПК и исключение Фан Личжи из партии, был своевременным и действенным. Что касается диктаторских методов, как сказал Дэн 30 декабря 1986 года,
нам нужно не только подчеркивать их, нам нужно применять их всякий раз, когда это необходимо. Конечно, мы должны быть осторожны и стараться не арестовывать большое количество протестующих, а также делать все возможное, чтобы не было кровопролития. Но если они хотят создать кровавые инциденты, что тут поделаешь?
Недовольство политикой и требование большей свободы остались без внимания, но Дэн был убежден, что «если мы отступим, в будущем у нас будут еще бо́льшие проблемы» [Дэн 1993: 196]. Его предпочтение диктаторских методов породило события 1989 года. Многие в Китае были разгневаны не только реакцией правительства на их требования демократии, но также произволом и коррупцией руководителей рабочих подразделений на низовом уровне.
Во время обширных интервью в 1988 году Перри Линк заметил, что руководители рабочих подразделений полностью контролировали «ранг рабочего, зарплату и описание работы», а также «его или ее жилье, образование детей, разрешение на поездки, доступ к нормированным товарам и политическую репутацию».
Экономическая стабильность на рабочем месте давалась дорогой ценой: полной потерей личного контроля над собственной жизнью. Как сказал Линку один пекинский социолог:
даже то, что вы, жители Запада, считаете естественным правом там, где вы живете, будь то возможность путешествовать, время для бракосочетания или рождения ребенка, контролируется лидерами подразделений в Китае. Ваш руководитель также делает записи в вашем личном деле, которые вам не разрешено просматривать. Если вы обидите его или ее, комментарии останутся с вами навсегда [Link 1992: 61, 64–65].
В 1980-х годах недовольство нарастало – проблемы, связанные с работой в репрессивных условиях, усугублялись экономическим стрессом.
* * *
Экономист Стивен Н. С. Чунг (Чжан Учан) утверждает, что реформы в сельской местности в 1980-х годах имели успех, особенно система договоров об ответственности домохозяйств, распределявшая земельные наделы между семьями. Последние могли оставить себе прибыль после выполнения своих обязательств перед государством [Cheung 2014: 15]. Но не все процветали. Летом 1986 года Бай Хуа, студентка факультета журналистики Народного университета в Пекине, отправилась в сельскую местность, чтобы выяснить, как экономические изменения повлияли на сельские районы Китая. Она обратила внимание на то, что хозяева наделов, изначально довольные растущим благосостоянием, стали указывать на проблемы. Росли цены на удобрения и семена, но сумма, которую государство выплачивало за урожай, оставалась неизменной. Хозяева наделов также испытывали трудности с двунаправленной экономикой: государство продавало товары по фиксированным ценам, что приводило к дефициту предложения, в то время как частные торговцы имели надежные запасы и брали гораздо больше. Один владелец надела сказал Бай Хуа: «В прошлом году я потратил 2000 юаней на то, чтобы вырастить урожай, а затем продал его за 2060 юаней. За целый год я почти ничего не заработал» [Black & Munro 1993: 97].
Некоторые владельцы наделов боролись. Но люди в сельской местности могли в большей степени контролировать свое экономическое положение, чем промышленные рабочие в 1980-х годах, особенно после 1986 года. По словам Стивена Н. С. Чунга, «применение договоров об ответственности к промышленным отраслям было большей проблемой». Экономист объясняет, что «в промышленном производстве материальные активы обесцениваются и могут быть украдены, а государственные рабочие в соответствии с существующими законами не могут быть уволены» [Cheung 2014: 15–16]. Один специалист по партийной истории, с которым я разговаривал, сказал, что договоры вызывают неприязнь между рабочими и руководящим составом.
Руководители фабрик после выполнения договоров оставляли прибыль себе. А поскольку договоры были краткосрочными, управленцы старались быстро заработать деньги, не ремонтировать оборудование и не инвестировать деньги в дальнейшее производство. Простым людям, проработавшим почти всю жизнь на одном месте, было больно наблюдать за тем, как обогащаются директора заводов. Социолог Джоэл Андреас отметил, что в начале 1980-х годов заработная плата рабочих увеличилась, а организации стали вкладывать значительные средства в жилищное строительство. Рабочие также имели возможность на возобновленных съездах трудящихся высказать жалобы и предложения. Но по мере развития реформ в середине 1980-х годов директора заводов и другие чиновники увеличили свои полномочия за счет рабочих, роль которых в съездах была ослаблена. Заработная плата стагнировала, и то, что когда-то казалось пожизненной гарантией занятости, пошатнулось, поскольку фабрики начали нанимать рабочих по краткосрочным договорам.
Рабочие выразили свои чувства в песне: «Мы благодарны Дэн Сяопину за повышение заработной платы, но мы помним, что Мао Цзэдун не поднимал цены» [Andreas 2019]. К осени 1985 года водители автобусов и контролеры были настолько измотаны происходящим, что объявили забастовку. Билетный кассир Чжао Хунлян объяснил, что требования его коллег о повышении заработной платы касались не политики, а разрешения проблем экономической неопределенности. Чиновникам удалось избежать серьезной забастовки, повысив зарплату и выдав новые ботинки и пальто работникам автопарка, но начальство Чжао заклеймило его как нарушителя спокойствия. Забастовки стали более массовыми в 1987 году, когда их число возросло до 127, а в течение первых десяти месяцев 1988 года в Китае прошло более 700 забастовок [Black & Munro 1993: 114–117, 120].
Студенты и преподаватели университетов также боролись с экономическими трудностями и плохими условиями жизни. Они не бастовали, как рабочие, но чувствовали себя подавленными. Стремительный рост числа учащихся в высших учебных заведениях привел к тому, что многие студенты жили на мизерные стипендии, а перспективы трудоустройства после окончания учебы были неясными [Zhao 2001]. В провинции Шаньдун студенты педагогического колледжа испытывали «почти полную апатию к учебе», зная, что
