Книга Словно мы злодеи - М. Л. Рио

незаурядны. Однако, – его лицо помрачнело, – наши ожидания выстроены с учетом вашего огромного потенциала. Мы ожидаем, что вы будете преданными делу. Целеустремленными. Ожидаем, что вы нас потрясете. И мы не любим, когда нас разочаровывают.

Эти слова прогремели на весь зал и повисли в воздухе, как пахучее испарение, невидимое, но явственно ощутимое. Холиншед слишком долго не нарушал непривычную тишину, потом резко отодвинулся от кафедры и произнес:

– Некоторые из вас присоединились к нам в конце эпохи, и, когда вы выпуститесь, вы шагнете не только в новое десятилетие и новый век, но и в новое тысячелетие. Мы собираемся приложить все усилия, чтобы подготовить вас к этому. Будущее обширно, неистово и исполнено обещания, но еще оно ненадежно. Хватайтесь за любую возможность, которая вам подвернется, и держитесь крепче, чтобы ее не унесло обратно в море.

Взгляд его безошибочно остановился на нас, лицедеях четвертого курса.

– Приливы есть в людских делах – когда / Вода высо́ко, это путь к удаче, – сказал он. – В такое море вышли мы сейчас, / И надо нам ловить теченье, или / Впустую все[15]. Дамы и господа, никогда не упускайте момент.

Холиншед мечтательно улыбнулся, потом взглянул на часы.

– И к вопросу об упущенном: наверху стоит огромный торт, который нужно поглотить. Доброго вечера.

И он покинул сцену, прежде чем зал собрался зааплодировать.

Сцена 8

Прошла неделя, прежде чем случилось еще хоть что-нибудь интересное. После занятия у Фредерика (во время которого все обсуждали тонкую грань между гомосоциальностью и гомоэротизмом в печально известной «сцене в шатре» и балансировали между весельем и смущением), мы вместе спускались по лестнице, жалуясь на голод. В кафетерии – некогда служившем парадной столовой семейства Деллакеров – в полдень было полно народу, но наш всегдашний столик оказался свободен и ждал нас.

– Подыхаю как жрать хочу, – объявил Александр, набрасываясь на свою тарелку, хотя мы еще рассесться не успели. – Мне от этого поганого чая в таких количествах нехорошо.

– Может, если бы ты завтракал, все бы обошлось, – сказала Филиппа, с отвращением следя за тем, как он набивает рот картофельным пюре.

Ричард пришел с опозданием, в руке у него был уже распечатанный конверт.

– Почта пришла, – сказал он и сел к столу с краю, между Мередит и Рен.

– Нам всем? – спросил я.

– Полагаю, да, – ответил он, не поднимая глаз.

– Я схожу, – сказал я, и пара человек, когда я встал, пробурчала себе под нос «спасибо».

Почтовые ящики стояли в конце кафетерия, и я сперва отыскал на стене, составленной из маленьких деревянных ячеек, свое имя. Филиппа была ближе всех ко мне, потом шел Джеймс, а остальные растянулись далеко во все концы алфавита. Во всех ячейках лежали одинаковые прямоугольные конверты, на которых мелким изящным почерком Фредерика были написаны наши имена. Я отнес их к столу и раздал.

– Что это? – спросила Рен.

– Понятия не имею, – ответил я. – Не могут же нам уже раздать задания для промежуточного экзамена по сценречи?

– Нет, – сказала Мередит, уже разорвавшая свой конверт. – Это «Макбет».

Остальные тут же замолчали и принялись вскрывать свои конверты.

В Деллакере каждый год проходило несколько традиционных мероприятий. Пока погода держалась теплая, художники воссоздавали мелками «Звездную ночь» Ван Гога. В декабре лингвисты устраивали чтение «Ночи перед Рождеством» на латыни. Философы каждый январь заново строили свой Корабль Тесея, а в марте проводили симпозиум, вокалисты и инструменталисты давали в День святого Валентина «Дон Жуана», а танцоры в апреле – «Весну священную» Стравинского. Студенты театрального показывали на Хэллоуин сцены из «Макбета», а на рождественской маске – сцены из «Ромео и Джульетты». Первый, второй и третий курс почти не привлекали, так что я понятия не имел, как распределяются роли.

Я сломал печать на своем конверте и вытащил открытку, на которой бисерным почерком Фредерика были начертаны еще пять строк:

Пожалуйста, будьте у начала тропы без четверти двенадцать в Хэллоуин.

Подготовьтесь к сцене 3 акта I и сцене 1 акта IV.

Вы будете играть Банко.

Явитесь в костюмерную в 12:30 18 октября для примерки костюма.

Не обсуждайте это с однокурсниками.

Я растерянно смотрел на открытку, гадая, не случилась ли канцелярская ошибка. Снова проверил конверт, но на нем точно было написано «Оливеру». Поднял глаза на Джеймса, понять, не заметил ли он чего-нибудь необычного, но его лицо ничего не выражало. Я ожидал, что при Ричарде-Макбете Банко будет играть он.

– Что ж, – несколько озадаченно произнес Александр. – Надо понимать, мы не должны об этом говорить.

– Нет, – сказал Ричард. – Такова традиция. На рождественской маске так же, мы не должны знать, кто кого играет, до выхода на сцену.

Я и забыл, что он в прошлом году играл Тибальта.

Я пытался что-то понять по лицам девочек. Филиппа, казалось, не удивилась. Рен выглядела взволнованной. Мередит – немного настороженной.

– А репетировать мы вообще не будем? – спросил Александр.

– Нет, – снова отозвался Ричард. – Завтра у тебя в почтовой ячейке будет лежать пьеса с пометками. Потом просто учишь текст и приходишь. Извините.

Он отодвинулся вместе со стулом и вышел из-за стола, не сказав больше ни слова. Рен и Мередит обменялись недоумевающими взглядами.

Мередит: Что с ним?

Рен: Полчаса назад все было в порядке.

Мередит: Ты пойдешь или мне сходить?

Рен: Флаг тебе в руки.

Мередит со вздохом вышла из-за стола, оставив на тарелке половину пастушьего пирога. Александру, доевшему свой, хватило воспитания, чтобы подождать целых три секунды и лишь потом спросить:

– Как думаете, она вернется доесть?

Джеймс подтолкнул к нему тарелку:

– Ешь, животное.

Я обернулся. Мередит поймала Ричарда в углу, возле кофеварок, и, нахмурившись, слушала его. Она коснулась его руки, что-то сказала, но он отдернул руку и вышел из кафетерия; его глаза, как тень, омрачало смятение. Мередит смотрела ему вслед, потом вернулась к столу и сказала, что у Ричарда мигрень, он пошел обратно в Замок. Того, что ее тарелка исчезла, она явно не заметила и снова села за стол.

Пока тянулось время обеда, я ел и слушал разговоры остальных – они жаловались на то, сколько текста нужно выучить для «Цезаря» до выхода на сцену без книг через неделю. Конверт тяжелым грузом лежал у меня на коленях. Я смотрел поверх стола на Джеймса. Он тоже молчал, не особенно прислушиваясь к беседе. Я перевел взгляд на Мередит, потом на пустой стул Ричарда и невольно ощутил, что баланс власти каким-то образом сместился.

Сцена 9