Книга Пиранья. Первый бросок - Александр Бушков

– Ира...– сказал он тихонько.

– Что?

– А не полюбоваться ли нам звездами? Они прекрасны в этупору...

– У меня в школе всегда двойка была по астрономии.

– Вот я и постараюсь школьные знания расширить. Нет, я не втом смысле...

– А в каком? – смешливо шепнула она на ухо.

Мазур замолчал – она вновь ухитрилась в два счетазагнать ухажера в тупичок...

– Интересно выглядит на корабле флирт, правда? –прошептала Ирина.– Все обычные штампы моментально отпадают. Две уловки только иостались: звезды на палубе посмотреть да в каюту зайти чайку выпить...

– Ира...

– Ну что? Я самая лучшая на свете, да? Это у тебя эффектограниченного пространства, да и юбок тут мало. Остынь...

– Что с тобой сегодня?

– Со мной? Ровным счетом ничего. Танцую вот...

Мазур тяжко вздохнул про себя: как будто и не с ней неделюназад до рассвета целовался на палубе, как будто не этим самым ладонямпозволялись кое-какие вольности... Выходит, все это ровным счетом ничего и не значило?Научится он когда-нибудь понимать женщин или это только адмиралам дано? Взятьвон Свету: ведь спит с Драконом, полкоманды в курсе, а ему пятьдесят восемь,старик, как же так получается?

– Ну что ты надулся? – тихонько засмеялась она.

– Ничего подобного.

– Надулся-надулся... Кирилл, я женщина взрослая. Замужембыла.

– Ну, на сколько ты там меня старше...

– На полтора года. Но не в том дело.

– А в чем?

– Пацанчик ты еще, мой верный обожатель. Хочешь, прямосейчас, на людях, вопьюсь в губы страстным поцелуем? – Почувствовав, чтоМазур от неожиданности легонько отпрянул, она прыснула: – Ну вот, я иговорю...

– Играешь ты со мной, а?

– Ну вот, слава богу, догадался наконец... Я – молодаяветреная женщина, мне так по судовой роли положено. А тебе положено мяться,вздыхать и уныло тосковать. Умеешь? Хочешь, пойдем к тебе в каюту? Или –ко мне? Или – не пойдем, чтобы замполита зря не дразнить, он, хоть поСветкиным коленкам взглядом и елозит, службу знает четко. Бдит-с.

– Дать бы тебе в ухо,– неожиданно сказал Мазур.

– А вот это уже интересно,– промурлыкала Ирина.– Это уженазывается – действовать в правильном направлении... Впечатлениепроизводит, а как же. Ну, дай. Только легонько.

– Не могу.

– Это пуркуа?

– Нравишься ты мне чертовски.

– Ой, как романтично... Ну, не дуйся. Может, мне надоест ужесегодня роковую женщину изображать. Мы, женщины, создания непредсказуемые. Тылучше скажи, почему это ты, хоть я тебе и нравлюсь чертовски, вокругфранцуженки вился? Я, конечно, про красоточку Мадлен. Имя-то какое пошлое,стандартное до одури...

– Вовсе я вокруг нее не вился,– сказал Мазур.– Это онавокруг нас вьется, и романтики здесь нет ни малейшей. Она ж журналистка, ей,хоть расшибись, сенсации нужно раскапывать. А какие здесь сенсации? Вот инадеется от «руссо маримано» выдоить хоть капельку того, что сойдет зановости...

– Ага, оправдываться начал?

– Ничего подобного. Чист я перед тобой, как слезинка. Ирин,может, все же...

– Посмотрим,– пообещала она.– А пока, если ты не заметил, ужпару минут как быстрый танец лабают...

– Ну и черт с ним, подумаешь...

– И верно...

Они колыхались в медленном танце, пока не наступил короткийперерыв. Ирина вернулась на прежнее место. Провожая ее унылым взглядом, Мазур вочередной раз назвал себя дураком, в очередной раз пообещал себе завязать сэтим безнадежным делом – и, конечно, в очередной раз сообразил, что так наэто и не отважится, будет по-прежнему, как она совершенно точно подметила,мяться, вздыхать и уныло тосковать...

– А не выйти ли нам погулять, старый?

Это, конечно, был молодой вундеркинд. Мазур не раздумывал:

– А пожалуй что, месье...

Стараясь не привлекать внимания излишней поспешностью, онипрошли в конец коридора, где в тупичке-загогулине висел огромный красныйогнетушитель, а в ведре с песком покоились во множестве скукоженные окурки.

– Ну? – спросил Мазур вяло.

– А не кажется ли вам, друг мой, что нам пора как следуетстукнуться? – осведомился вундеркинд.

– В каком смысле?

– От ситуации зависит. Может, морально, а может, и попринципу «Морда-морда, я кулак, иду на сближение!»

– Причина?

– Старый, ну ты ж не дурак?

– Да вроде,– сказал Мазур.

– Вот видишь. Хоть и атеист я, а скажу тебе, как на духу: сэтой девушкой я намерен дружить. Вдумчиво и углубленно.

– А она?

– Мы ж мужики, старый... Кто-то да должен отвалить всторонку. У меня вот твоя кандидатура возникла...

– Странно,– сказал Мазур.– А у меня, наоборот, твоя...Уловил?

«Что ж ты делаешь, идиот?» – прямо-таки взвыл он просебя.

Эту ситуацию он прекрасно знал еще по Вьетнаму. «Запомнитеодно,– талдычило начальство, независимо от личности и звания.– На задании вашорганизм вам попросту не принадлежит. Организм ваш – казеннаясобственность. Избегать любых травм, как геенны огненной. Боевой пловец сосломанным пальцем, ушибленным коленом или вывихнутой рукой – балластформенный, и не более того. А посему смотрите у меня!» Самое печальное, чтоначальство было кругом право: иногда слишком многое поставлено на карту. Какимбы ни был многообещающим кадром Толя Чехарин, а когда в Камране подрался свьетнамскими летунами и всего-то лишь расшиб кулак так, что через неделькузажило бы, как на собаке,– вылетел в Союз быстрее баллистической ракеты. ДоСеверного флота дело не дошло, но неприятностей он поимел вагон и маленькуютележку, крупно повезло парню, что вообще оставили в бригаде...

Так что драться нельзя. И не драться нельзя. Положеньице...Мазур мог бы разделать этого пижона, как бог черепаху, но ведь возможны любыеслучайности, от которых виртуозное владение боевой рукопашной не спасает...

– Позвольте, ребята? – Самарин непринужденнопротиснулся меж ними, раздвинул их в стороны и дружелюбно осклабился: – Вытут, часом, не дуэль намерены устроить?

– А если бы? – с вызовом поинтересовался вундеркинд.

Лаврик подкинул на ладони принесенный с собой прямоугольныйсверток, тщательно завернутый в газету «Советский спорт», и в три секундыосвободил его от бумаги. Обнаружился качественный, нимало не выкрошившийсякирпич темно-морковного цвета.