Книга Лучшая рабыня для тирана - Лаура Тонян

— Кто ты вообще такая?!

— А ты? — смелее, чем могла вчера, отвечаю я. Вспомнились слова Тирана о прошлом Тарханова.

— Рот закрой, сука! — рявкает с ненавистью, я едва не подлетаю от страха.

Не демонстрировать, не демонстрировать. Он не должен знать, что боюсь его.

— Я тебе обещаю, — оглядывается на дверь уборной, за которой спрятались обе девушки, — слово тебе даю, ты ещё поплачешь-поплачешь... Наревешься. Начинай бояться, с-с-сука, — на прощание говорит.

И вот эти шипящие выводят из себя больше, чем все остальное, что произнес Виталий. Он ненавидит меня за то, что я... что? Стала причиной его унижения?! Не может вызвать Тирана на жёсткий тет-а-тет, поэтому решил отыграться на мне?

Буду дурой, если скажу, что не боюсь Тарханова. И понимаю, он действительно содержит свои обещания.

Глава 8

О том, что у Артема неправильное развивается сердце, моя сестра узнала на тридцать третьей неделе беременности. Точную дородовую диагностику провести не удавалось. Врачи предупредили: порок после рождения Артема может измениться как в лучшую сторону, так и в худшую. Рената надеялась на чудо. Мы все надеялись.

Как только малыш появился на свет, его отправили в реанимацию. Затем племянника с сестрой перевели в городскую больницу, где после многочисленных обследований, наконец, вырисовался чудовищный диагноз, и отправили мальчика на операционный стол, чтобы подарить ему шанс на выживание.

Атрезия легочной артерии — одна из тяжелейших врожденных патологий. «Синий» порок сердца. Без срочного медицинского вмешательства новорожденным удается прожить лишь несколько дней. С самых первых мгновений Артемка был вынужден бороться за свое существование. Моя сестра, несмотря на юный возраст, сражалась за сына всеми возможными способами. До самой смерти.

Она забеременела в шестнадцать. Когда наша мать узнала об этом, то запретила делать аборт. Ведь Бог за это накажет и упечет в Ад. Отец Артема бесследно сбежал еще до рождения сына. Поматросил и бросил. Мой племянник ни разу его не встречал. Рената избавилась от всех совместных фотографий с Егором, вычеркнула из жизни гнусного придурка и из кожи вон лезла, чтобы заменить ребенку обоих родителей.

Она никогда не жаловалась на тяжелую судьбу. Не проявляла слабость в самые жуткие моменты, когда жизнь Темочки висела на волоске. В три года его обследовали в Израильском центре и отправили обратно в Москву со словами: «Здесь мы бессильны». Не счесть, сколько раз сестре приходилось получать отказы в лечении сына. Но сдаваться было непозволительной роскошью. В пять лет Артему провели операцию в Нидерландском кардиохирургическом центре. Несмотря на успешный исход, они отказались лечить его дальше.

Незадолго до смерти Ренате удалось найти специалиста из Америки и отправить ему данные о состоянии здоровья Артема. Доктор Филип Новак, практикующий в детской больнице Висконсина, принял решение помочь нам. Стоимость операции — сто тысяч долларов, плюс дополнительные расходы на восстановительный период. Перелеты, оформление документов... Сумма колоссальная.

Сейчас Артем проходит профилактику в реабилитационном центре Н.А. Бакулева. Деньги, собранные фондами, покрывают текущее лечение  в Москве.

Но как быть дальше?

Время поджимает.

Сестры нет.

Мать... с ее-то пенсией и третьей группой инвалидности с инсулинозависимой формой диабета.

Мне остается рассчитывать только на себя.

Я не имею права подвести сестру, бросить племянника на произвол судьбы.

В конце концов, из-за меня Рената потеряла управление автомобилем.

Если бы не я...

Следующим утром я получаю чековый лист от Тирана. Он не сообщает о том, что я понадоблюсь ему в течение дня. Я пользуюсь свободными часами и спешно собираюсь, чтобы повидаться с Артемом. Перекусываю омлетом, накидываю поверх блузки пиджак и беру с собой зонт.

Первым делом обналичиваю в банке свое вчерашнее «вознаграждение» от Архипова. Мама наверняка будет просить деньги. Она делает так каждый раз, когда мы видимся. Говорит, что на расходы для внука, но я знаю, что ее шарлатаны-сектанты клянчат деньги в обмен за молитвы о спасении душ человеческих, ну а мама ведется. Они наживаются на ее вере и доводят все до абсурда.

После банка покупаю в фермерском магазине свежие фрукты для Артема и спускаюсь в метро. Поездка не занимает много времени. Через полчаса я выезжаю за пределы первого транспортного кольца Москвы. От конечной остановки до больницы добираюсь пешком.

— Добрый день! — приветствую медсестру за регистрационной стойкой детского отделения.

Светлана, добродушная женщина средних лет, широко мне улыбается и быстренько прячет под стопку бумаг надкусанную плитку белого шоколада.

Я хихикаю в кулак, ловя ее с поличным.

— Артем на процедурах сейчас? — спрашиваю, выуживая из пакета здоровенный апельсин, и протягиваю Светлане.

— Ой, спасибо, Никуша! Та-а-к, а у Артемия по плану занятия с Мариной Леонидовной.

Я мысленно просчитываю дальнейший маршрут до кабинета лечебной гимнастики и открываю рот, чтобы поблагодарить Светлану, но она опережает меня заявлением:

— Но мальчика недавно бабушка забрала.

Я разжимаю пальцы и роняю пакет.

— Что?

— До вечера, сказала.

Внезапно силы покидают мое тело. Ноги подкашиваются, и в последний момент я успеваю схватиться за регистрационную стойку, чтобы не свалиться.

— Куда... — сиплю растерянно, — куда она его забрала?!

Светлана недоуменно пожимает плечами и бормочет, что ничего не знает.

Трясущейся рукой лезу в сумку за телефоном. Набираю номер мамы и несусь к выходу из отделения. Мчусь по лестнице вниз, расталкивая сотрудников медперсонала. Что-то лепечу, извиняюсь, ругаюсь, потому что мама не отвечает на звонок. Делаю это снова и снова, тщетно пытаюсь достучаться до нее.

Хватаюсь за голову, не имея ни малейшего представления о том, за каким чертом она выдернула Артема из больницы, куда повезла и с какой целью.

После гибели Ренаты у нее совсем поехала крыша... Что, если она навредит собственному внуку?!

— Ну же, ма-а-ам, ответь... — я хлюпаю носом, верчусь вокруг своей оси, не понимая, в каком направлении податься.

Смаргиваю соленые слезы и грызу ногти. Прохожие с удивлением таращатся на меня, перешептываются, кое-кто спрашивает, нужна ли мне помощь. Но страх за жизнь племянника поглощает меня с головой и утаскивает в вязкую черноту.

— Мама! — кричу я, когда она, наконец, берет трубку. — Где вы?!

— Ника, с Темочкой все хорошо, — я слышу, как она улыбается, разговаривая со мной. — Я к батюшке его привезла. В Лобню. Сказал, что поможет нам. Силу нечистую, которая нашего мальчика жрет изнутри, изгонит, — она замолкает и удивленно проговаривает: — Ты плачешь?