Книга Сахарная кукла - Соро Кет

– Аида!

– Ах, да, Аида. Ральф, это Маркус. Отец Верены. Мой сын.

Сын?

Ральф задохнулся от удивления, – по самым строгим расчетам, ей было сорок! А Маркусу никак не меньше, чем тридцать пять. Но тем не менее, он кивнул и даже сумел сделать вид, что знает, кто такой – Фредерик.

– А эта вот маленькая жемчужинка, – Лизель кивнула на Джессику, – его жена Джессика. Мать Виви.

Мать?

– Я ее не юбью! – упрямо повторила Верена. – Она тупая!

– Не будь я тупой, я предохранялась бы! – шепотом взвилась Джессика.

– Заткнись, – перебила Лизель и нежно улыбнулась в ответ. – Все уже в курсе, что ты не предохранялась.

Возникла неловкая пауза, перемежаемая тихими смешками.

– Э-э, сын фрау Дитрих, – заговорил Маркус, переждав перепалку с таким лицом, будто Джессика понесла от Святого духа. – Чудесная женщина, я ее встречал.

– Она чудесная, – сказал Ральф и улыбнулся, представив себе, как взбесилась бы его тетя, узнав, что кто-то усомнился в ее невинности. – Но я не сын, я ее племянник.

Мать с сыном как-то странно переглянулись. Лизель чуть нахмурилась, взглянув на Агату, Маркус бросил быстрый взгляд на скамью, где граф подавшись вперед, что-то считал на пальцах.

– Племянник? – переспросила Лизель.

– Да, – сказал Ральф, – племянник.

Женщина ничего не ответила, а Маркус опустил голову и принялся поправлять завязки на убийственных туфлях Ви.

Посторонние звали его «отец».

Когда прихожане стали вставать для благословения, Ральф пылал и горел. Встать удалось только со второй попытки.

Теперь-то он понимал, почему в лесу, Маркус показался ему внушительнее. Они были близнецы и на первый взгляд, ужасно похожи, – но только на первый взгляд. Когда появился Фредерик, его брат померк.

Даже сквозь сутану и парадное облачение угадывался его мощный торс атлета.

И он узнал его, боже-господи! Священник сразу его узнал.

– он носит черное платье, – сказала девочка той ночью в лесу.

– его все зовут «отец».

– он красивый и очень большой.

Ральф ощущал себя шантажистом. Призраком Оперы, явившимся на спектакль Кристин Даэ.

Он бы сбежал, если бы он мог. Но он не мог: сидел в самой середине. Верена держала его за руку, не сводя сияющих глаз с отца. Даже Джессика, сидевшая рядом с Маркусом, казалось, смягчилась. Ее губы были такими мягкими, а взгляд таким… влажным, что Ральфу пришлось положить пиджак себе на колени.

И Ви, и Джессика сидели, не шевелясь. Сидели одинаково, всем телом, подавшись вперед, они смотрели на священника не мигая. Ловили каждое его слово, каждый жест, каждый взгляд.

– Он потрясающий, правда?.. – сказала Джессика Ви. – Ты только посмотри на него! Он твой… дядя.

– Джесс, – почти что нежно одернула ее Лизель, – Звездочка, не сейчас.

***

Если бы Ральф, впоследствии, решил рассказать кому-то, как нашел бога, он рассказал бы об этой мессе. И о словах, которые произносил Фредерик. Ральф не мог вспомнить, что это были за слова, но навсегда запомнил то ощущение, что испытывал.

Благоговение. Да, иначе не назовешь.

И его слова, и то, как все они крепко держались за руки. Виви, он, Лизель и Джесс…

…Когда Ральф подошел для благословения, он больше не волновался. Все на свете утратило старый смысл и обрело новый. И в этом, новом смысле, Ральф больше не стеснялся ни священника, ни себя.

Выпустив его руку, девочка шагнула вперед и широко открыла накрашенный блеском вишневый ротик. Ральф даже удивился, когда Джесс села на корточки и, сама лично, помогла ей накрасить рот.

Это сильно контрастировало с тем, как она обращалось с дочкой до службы.

– Я хосю быть касивой для дяди Фьедди, – сказала Верена Ральфу, когда Джессика закончила.

– Ты очень красивая, – уже без запинки ответил он.

Джессика только насмешливо фыркнула, мол, еще в задницу ее поцелуй.

– Не забудь сказать «хорошая проповедь», – напомнила она Ви и пошла первой, держа дочь за руку. Ральф, которого та держала второй рукой, посеменил за ними. Мысли метались между прослушанной проповедью и задом идущей перед ним девушки…

– Осень холосая поповедь, дядя Фьедди! – произнесла Верена заученные слова, жуя полученную гостию.

И все, конечно же, умилились. Такая она была милашка, в своем стремлении корчить из себя взрослую.

– Пресвятой отец, – шепотом подсказала Джессика и девочка повторила:

– Пьесвятой отес дядя Фьедди!

Все рассмеялись, в том числе Фредерик и Ральф подумал: чего ему это стоило. Опустившись коротко на одно колено, священник поцеловал дочь в голову и под общее протяжное оуу-у-у, легонько подтолкнул в спину.

– Все, Цукерпу, – сказал он. – Теперь иди с мамой. Я тоже скоро приду.

Судьба за пять пфеннигов.

Близнецы Штрассенбергов вставали перед вопросом веры, как остальные. Только решался он чуть сложнее. Обычные сыновья стопроцентно знали, кто из них первый, а кто второй, близнецам приходилось быть креативнее.

Маркус и Фредерик бросали монетку. Цена вопроса – пять пфеннигов. Евро вошло в обиход много позже, монетка была нужна им прямо сейчас. Мать конечно же говорила, что Фредди родился первым, но она что угодно тогда сказала, лишь бы оставить при себе Фреда. Мальчики это знали и Маркусу казалось, что Фредди этого не хотел. Брат сам предложил бросать жребий и сам же вынул монету.

Она взлетела в воздух и, кувыркнувшись, шлепнулась на ладонь.

– Орел, – сказал Фредди.

И проиграл.

Под тихие слезы матери все было решено. Фредерик отправится в семинарию, Маркус продолжит род. Он не особенно жаждал иметь семью, но и муштра в семинарии не привлекала его. Тогда, в пятнадцать, Маркус всем сердцем верил, что он прославится, как художник.

Так пролетело новых пятнадцать лет.

Он даже не помнил, как и при каких обстоятельствах, в доме обнаружилась Джесс. Встречая ее в столовой, он думал, это его сестра. По крайней мере, приемная. Мать столько раз выходила замуж, что он решил: очередной муж все же сделал ей ребенка.

Или же, дядя Мартин не уследил.

Суть дела Маркус уловил точно.

Джессика в самом деле была из материнской родни. Осталась совсем одна; сиротой с огромным наследством. Ее отец покончил с собой, мать сошла с ума… Была еще какая-то мерзкая история, про инцест, но Маркуса это все не интересовало. Альфред был мертв, его жена пускала слюну на смирительную рубашку, Джессика молчала и улыбалась. Было намного легче закрыть глаза на все и вернуться на свой чердак, в мастерскую.