Книга Здравствуй, мама! - Амелия Борн

— Игорь, сделай уже хоть что-то! Она же их съест! — завопила я, сползая с Разумовского.

— Не съест, — заверил меня в ответ этот непробиваемый человек и добавил: — И это не она. Это он. Поверь, Микки очень дружелюбный.

Впрочем, поведав мне о характере Микки, Разумовский все же вздохнул и отправился помогать несчастным дяде и тете остановить этот жуткий хаос.

Часть 12. Игорь

Конечно, гоняться за свихнувшейся игуаной, от тоски одиночества всей душой стремящейся поиграть с милыми, как выражалась Тамара, кисками, было не совсем то времяпрепровождение, которого я хотел. Но с другой стороны… я мысленно аплодировал своей царице бургеров. Большего кавардака пожелать было просто нельзя! Не зря я ей все-таки деньги плачу!

Стол, как и вся комната, напоминал поле ожесточенного боя. Приунывшие спагетти грустно свисали с люстры, шторы были живописно раскрашены всеми оттенками салатов. Порванную, без единого живого места, скатерть, очевидно, придется выбросить. Из посуды уцелела только серебряная фруктовая ваза, из-под которой палевно торчал полосатый хвост Мурки, нашедшей там себе укрытие. Где при этом был Пушок, я понятия не имел, но по крайней мере, его точно не было в пасти жаждущего общения Микки, в наказание за его подвиги изолированного от общества.

Впрочем, Пушок нашелся довольно скоро. Его местонахождение оказалось легко идентифицировать по участившемуся чиханию дядюшки Глеба, на голове которого и устроился перепуганный кот. Надо было отдать дяде должное — несмотря на аллергию, он не бросил животное на произвол судьбы.

От всего этого дико хотелось ржать, но я заставил себя состроить полную раскаяния скорбную мину. Подошел к тете Рите и, взяв ее руки в свои, сказал:

— Тетя, мне так жаль. Прости, ради бога. Я немедленно вызову вам уборку и закажу новый террариум. И, думаю, после всего случившегося… нам с Тамарой лучше уехать.

— Нет! — почти истерически выкрикнула тетя, вцепившись в рукав моей рубашки. — Нет, вы не можете уехать! Я хочу, чтобы вы присутствовали на моем юбилее. Вся наша семья ужасно хочет познакомиться с Тамарочкой… я никуда вас не отпущу!

Мысленно чертыхнувшись, я сделал еще одну попытку:

— Но, тетя, мне так стыдно за все это, — обвел я жестом столовую, — что просто не знаю, как вам в глаза смотреть…

— Это все моя вина! — драматично всхлипнула моя ночная жрица на заднем плане.

— Нет, милая, что ты, — привлек я ее к себе. — Это я совсем забыл, что у дяди аллергия… не стоило нам привозить сюда одиноких кисок.

— Неважно! — решительно постановила тетя. — Вы остаетесь и возражения не принимаются!

И мне ничего не осталось, кроме как натянуть на лицо покаянно-благодарную улыбку, мысленно при этом перематерившись.

Однако того, что случилось на следующий день, не ожидал даже я.

Поначалу все было как обычно на семейных застольях — все пили, ели и перемежали этот процесс тостами в честь тети Риты. При этом я ощущал, как все родственники поголовно с любопытством косятся в нашу с Тамарой сторону. И прекрасно знал, что будет дальше. Едва мы встанем из-за стола, как они окружат нас, точно стая воронья — свою добычу. И посыпятся многочисленные вопросы и советы, вплоть до того, как надо кормить младенца, который у нас скоро, по их мнению, непременно будет.

— Игорь, а на каком месяце твоя невеста? — шепнула мне на ухо сидящая от меня по правую руку тетя Оля. Та самая, которую следовало отпугивать чавканьем.

Отвечать на этот вопрос я не стал, лишь загадочно улыбнулся. Пусть гадают, черт бы их всех побрал с их страстью совать нос в чужие дела!

— Милая, ты мало кушаешь, — заботливо заметил я, поворачиваясь к Тамаре. — Может, салатику?

— Можно, — ответила она, пододвигая к себе огромную салатницу.

Но вовсе не для того, чтобы наложить себе в тарелку порцию. Даже у меня брови взлетели вверх, когда ночная жрица, громко причмокивая, принялась есть салат огромными ложками прямо из салатницы. Покончив с этим, Тамара громогласно объявила, подняв вверх большой палец:

— Салат — во! Но почему так мало?

Я умиленно улыбнулся и покосился на тетю Олю. Та смотрела на Тамару во все глаза, потом восхищенно выдохнула:

— Какой хороший аппетит! Наверно большой и здоровый растет ребеночек!

— Ребеночек? — несколько голов, включая саму Тамару и моих детей, которых утром привезла бабушка, повернулись в нашу сторону. Я снова улыбнулся, как блаженный, а тетя Оля испуганно прикрыла ладонью рот:

— Ой, это был ваш секрет?

— Был… — пробормотал я и успел заметить, какими хмурыми взглядами нас с Тамарой наградили Адам и Дина. Возникло вдруг дурное предчувствие, которое редко меня подводило в том, что касалось моих детей.

Что они задумали на сей раз стало ясно довольно скоро. Сначала Тамара неожиданно поморщилась и, наклонившись ко мне, тихо спросила:

— Слушай… где тут уборная? Я так и не запомнила.

— Я тебя провожу, — вызвался я, вслед за «невестой» поднимаясь из-за стола.

— Ой, — сказала Тамара на полпути, резко прибавив в скорости.

— В чем дело? — спросил быстро, устремляясь за ней.

— Живот крутит, — ответила царица и нетерпеливо потребовала:

— Ну, скорее! Куда бежать?

— Черт! — ругнулся в свою очередь я, ощущая те же самые позывы. — Туда! — скомандовал, тоже припустив бегом.

Дальнейший путь к месту освобождения мы проделали наперегонки.

— Я первая в уборную! — заявила Тамара, влетая в туалет.

— Я в соседнюю, — зачем-то уведомил ее я, на ходу расстегивая брюки.

Мы синхронно выдохнули, приземлившись каждый на свой на фаянсовый трон в смежных уборных. Все, что было дальше, походило на хаотичную симфонию, исполнявшуюся дуэтом. Когда буря в животе слегка поутихла, я выдохнул сквозь зубы, зная, что Тамара меня слышит:

— Какого хрена?

— Похоже на отравление, — последовал ответ по ту сторону. И следом, в один голос, мы выдали:

— Близнецы!

— Я им головы отвинчу, — пообещал я мрачно.

— Это не метод.

— Ну если ты знаешь метод получше, может, и займешься их воспитанием?

— У тебя на это есть няня. Некая Веро, — язвительно откликнулась Тамара.

Точно, Веро. Сомнительная личность, но с блестящими рекомендациями. Правда, все, как одна — подписаны мужчинами, что наводило на некоторые подозрения. Но в моем положении выбирать особо не приходилось.

— Она еще не приступила к своим обязанностям, — ответил, неожиданно почувствовав некоторое удовлетворение от того, каким тоном говорила о Веро моя ночная жрица. Неужто ревновала?