Книга Город Солнца. Сердце мглы - Евгений Рудашевский

Артуро ненадолго замолк. Какое-то время пополнял список всего, что можно было назвать удивительным в наследии чавин, вроде гранитного моста, построенного над Уачичей, неподалёку от храма, и простоявшего там почти три тысячи лет. Наконец выдохнул:

– Так что нет. Вальтер Хосе лукавил. Чавин появились не на пустом месте. Кроме дикарей, как он выразился, «размахивавших каменными топорами и вывших на луну», там успели сформироваться хоть и слабые, но вполне обособленные культуры. Однако то, что чавинцам – в общем-то, небольшой группе людей – удалось преобразить дюжину чужих разрозненных царств, пару десятков полудиких поселений, объединить их под амазонскими символами… впечатляет.

– И что было потом? – спросил Дима.

– Потом всё рухнуло.

Артуро продолжал говорить, и Аня с ходу переводила его слова, по привычке поддерживая утомительное двухголосие, но Дима их больше не слушал. Смотрел на дальний тент. Там, возле пустовавших гамаков, возле закутанных в брезент вещей и сгруженных один к другому рюкзаков, – там стояла женщина.

Диме показалось, что это Сакеят, жена Титуса. Хватило мгновения, чтобы понять свою ошибку. Нет, туземка была совсем не похожа на Сакеят. Более того, она не была похожа ни на одного индейца из тех, кого Диме доводилось видеть раньше.

Под тентом затаилась старуха с неровно обрезанными волосами, с иссушённым телом и будто бы воспалённой кожей, с обвисшей сморщенной грудью – левая значительно ниже правой. На впалом животе у старухи красовался широкий пояс, от него отходила пропущенная между ногами тонкая лубяная полоска. Единственное украшение – низка с тыковками, в каждую из которых было вставлено по одному цветастому перу.

Дима, испуганный появлением дикарки, не произнёс ни слова. Вместо того чтобы окрикнуть Аню и Артуро, потянулся за тростью, стоявшей неподалёку. Слишком глубоко наклонился из гамака и, крутанувшись в нём, вывалился на влажную землю.

Тупая боль обожгла левое бедро и голые ступни.

Старуха неподвижно стояла под тентом – так, будто в её появлении не было ничего особенного, будто она и прежде укрывалась от дождя в лагере Скоробогатова и вообще шла с ними чуть ли не с первых дней экспедиции. С улыбкой смотрела прямиком на Диму. Старуху позабавил его кульбит. Вот только улыбалась она неприятно. Было в её взгляде что-то отталкивающее, болезненное, если не сказать одержимое.

Глава пятая. Два беглеца

Парню крепко досталось. Нос сломан, губы разбиты, правый глаз заплыл и жутковатая рана на ноге – к тому времени, когда Марден отыскал Максима, к ней присосалось всё, что могло присосаться. Как ещё кайманы не сбежались, непонятно. Только голова торчала из воды, облепленная крылой и бескрылой нечистью. Максим кричал, пока горло не надрывалось, потом терял сознание. Очнувшись, опять кричал. И правильно делал. Иначе Марден его бы не нашёл. Тропки в Пасти каймана встречаются, но их быстро глушит подвижная растительность. Искать следы бессмысленно.

Нет, на самом деле ничего особенного. Марден всякого повидал. Видел лодочника – из тех, что развозит по Амазонке кирпич, жестянку и прочее строительное барахло, – так вот ему случилось по молодости перебрать и нахамить не тому человеку. Очнулся он поутру, привязанный к пушечному дереву с огненными муравьями. От укусов такой дурниной орал, что его за километр услыхали в Санта-Кларе, хотя обычно в лесах дальше двухсот-трёхсот метров не докричишься. В джунглях и выстрел-то за километр не всегда слыхать. Пока добрались до муравейника, пока снимали его оттуда, он весь распух и покрылся волдырями. И ничего. Жив остался. Но сидеть на цепи в Пасти каймана тоже неплохая история. С цепью в итоге больше всего мороки вышло. Одни наручники Марден прорубил, а дальше возиться не стал, не до того, когда у тебя на руках дух испускают. В общем, Максима пришлось тащить с его побрякушками. Сам Марден нёс парня, а Лучо бежал сзади, нёс цепь, будто держал их обоих на поводке и выгуливал в Пасти каймана.

Лучо – Луис Васкес Санта Крус, будь он неладен со своей пронырливостью – тогда был довольный, разве кипятком не писался. Ведь, по сути, он спас Максима. Когда тот объявился в Белене и когда выяснилось, что за ним с его друзьями следят, Марден предпочёл свалить подальше – Серхио предупреждал о людях, с которыми поссорился, рассказывал, на что они способны. Всё честно. Проверять слова Шустова не хотелось, вот Марден и надумал до времени затаиться, а Лучо тогда по собственной дури взялся следить за Максимом. Прошёлся до отеля в Икитосе, прокатился в Науту. Шёл за ним по пятам и под конец увидел его встречу с незнакомцем, то есть, как теперь знал Марден, с Артуро, племянником Дельгадо и Исабель. Хорошая семейка. Максим в итоге уплыл на «Pedrito III» и вроде бы как в лодку садился без рукоприкладства, но с явными угрозами. Лучо этого хватило, чтобы рвануть назад, в Икитос, и там буквально сорвать Мардена с толчка.

Уплыл, да и ладно. Мало ли кто где плавает. Но Мардена смутило название лодки. «Pedrito III». Знал её хозяина. Та ещё погань. За деньги и мать и отца увезёт к чёрту на рога и слóва на прощание не скажет. Может, однажды так и поступил – о его родителях Марден ничего не слышал. Говорят, он так под туристов кладётся, что за сотню солей пустил приезжих французов с камерами смотреть, как рожает его жена. Брехня. Нет, пустить-то, разумеется, пустил, но взял не меньше тысячи. В общем, дело было подозрительное. А главное, в «Pedrito III» Максима и Артуро помимо лодочника поджидал третий пассажир – тот самый, что следил за Максом в Белене.

Марден предпочёл бы разобраться со всем наутро, но Лучо не отходил от него, твердил, что к утру следов не найти, что Шустова-младшего там закопают, что потом придут за ним, за Марденом. Много чего говорил. Знал, поганец, что Максим – сын Серхио. Понял, когда разглядел его получше, а Шустова-старшего Лучо любил. Видел-то мельком, но запомнил. Оно и понятно.

В итоге Марден сорвался под ночь, приехал в Науту, вытащил лодочника из постели и допросил его как следует. Не посмотрел на лежавшую рядом жену. А жена, осоловевшая, послушала, о чём они говорят, и повернулась к стене. Надо полагать, привыкла к развлечениям мужа. Часом позже Марден, Лучо и лодочник уже сидели в «Pedrito III», плыли к Пасти каймана.

Макс две недели провалялся в кровати. Нос ему вправили, правда, он сейчас кривоват, синяки подлечили. С ногой было сложнее. Пуля зацепила икру, до кости не добралась, но рана успела хорошенько подгнить. Марден вызвал знакомого врача, оставил Лучо следить за ними, а сам вновь наведался в Пасть каймана: бросил там цепь с наручниками – сломанный браслет пришлось починить, – заодно порвал и побросал по округе одежду Максима. Если вернутся проверять, пусть думают, что его сожрали, целиком, без остатка. Кайманы начали, а прочая пакость довершила.

И нет бы Максиму поблагодарить Мардена, отсчитать ему парочку-другую сереньких или голубеньких, махнуть ручкой на прощание – жив и радуйся. Но нет… Макс, как пришёл в себя, поднял кипиш. И вот вместо того, чтобы трудиться над бутылочкой чего-нибудь охлаждённого, пережидая сезон дождей там, где его и следует пережидать, то есть подальше от джунглей, Марден в итоге сидит на дереве, как одуревшая макака, – успевай отряхиваться от пауков и муравьёв.