Книга Звезда сыска - Владимир Кузьмин

Вечером опять пошел снег и продолжал идти до сих пор. Все извозчики уже сменяли свои экипажи, дрожки и рыдваны[24]на сани. Значит, зима уже наступила окончательно. Кто-кто, а извозчики в этом никогда не ошибаются. Снег плотно устлал мостовую, и сани уже успели его укатать, поэтому вместо привычной тряски по булыжникам катилось не в пример мягко. По всей Почтамтской светились электрические фонари, улица выглядела нарядно. Даже празднично.

Я немного боялась, что Коленька станет меня расспрашивать, но он тактично промолчал большую часть пути. Лишь когда мы свернули в Благовещенский переулок, тихо сказал:

— Какой славный был бы сегодня день.

И вновь замолчал. Возле дома он и впрямь собрался исполнить свое обещание и завести меня прямо в комнаты, только я воспротивилась. Нет, конечно, Коленьку Массалитинова я была бы рада видеть гостем. Да и дедушка был бы рад попить с ним чайку, побеседовать о театре, расспросить про премьеру. Но не в таких обстоятельствах. Несомненно, что и сам Коленька это прекрасно понимал. А раз нет возможности погостить, то и провожать до самой двери меня не стоит. И мы распрощались. Восемь ступенек крыльца я проскочила быстро, но на пороге замерла — все никак не могла собраться с духом, ведь надо было обо всем сказать деду. И раздевалась я долго, все еще пытаясь оттянуть тяжелый момент.

Дед, конечно, вылез из постели и сидел за столом с книгой. Правда, был обвязан поперек груди пуховым платком. Он обрадовался моему приходу, попытался сказать нечто веселое и осекся. Видимо, по моему лицу догадался, что случилось нечто по-настоящему плохое. Я буквально выдохнула из себя:

— Дедушка, только что в театре застрелили Алексей Ивановича, господина Шишкина и Михеича.

Все ж таки дед у меня большой умница. Любой другой тут же запричитал бы: «Как застрелили? Кто ж на такое сподобился?» и прочую ерунду, на которую у меня заведомо не было ответов, раз об этом сразу не сказала. А дед промолчал, хоть и растерялся сильно от таких недобрых вестей, но обнял меня, усадил за стол, посидел рядышком и тихонько сходил в кухню, попросил Пелагею сделать для меня чаю. Только когда стакан оказался передо мной, я поняла, как пересохло во рту от долгих грустных разговоров, от самого происшествия. Эта сухость была, пожалуй, первым, что ощутилось как реальное, а все происшедшее перед тем показалось неправдой и вроде не со мной и случилось. Вот только было это все на самом деле. И держать в себе это было бесконечно трудно. Поэтому я стала все очень подробно рассказывать. Голос дрожал, и я сама себе удивлялась, как это я полчаса назад говорила с господином полицмейстером совершенно ровным голосом и только два раза у меня вырвались из глаз слезы.

Дедушка выслушал меня, не перебивая. Мы помолчали, и мне стало легче. Я последнее время старалась выглядеть взрослее и вести себя по-взрослому. А сейчас мне стало так уютно побыть маленькой внучкой рядом с большим и сильным дедом.

— Вот что странно… То есть странно и непонятно здесь все. Надеюсь, полиция разберется и злодея покарают. Но накануне, прощаясь уже, Михеич сказал мне, ты, мол, когда я умру, поклонись иконе Иверской божьей матери. Я-то думал — это спьяну. Чего ему в его годы да при его здоровье о смерти разговор затевать. А оно вон как обернулось. Может, и впрямь чего чувствовал?

8

Как ни странно, но уснула я, едва коснувшись головой подушки. Но спалось плохо. Все снилась та тень, что мелькнула в дверях, ведущих в театральное фойе. Порой мне казалось, что я вижу того человека, даже узнаю и пытаюсь догнать. Вот только проснувшись, никак не могла вспомнить, кто же мне во сне померещился. В конце концов, я сама на себя разозлилась: с чего вдруг мне эта тень покоя не дает? И тут-то меня осенило, что я и в самом деле видела тень! Не смутный силуэт человека, как мне казалось. Дверь эта открывалась внутрь коридора, и человек, из нее выходящий, был прикрыт уже створкой. Так что видеть его я не могла. А вот его тень на стене видела! В фойе, как раз напротив этой двери, яркая лампа, а внутри полумрак, потому тень была достаточно четкой. И тень эту отбросить мог только мужчина или на крайний случай женщина в мужском платье. Но последнее было бы совсем уж странным, никому бы из дам, присутствовавших в театре, в голову не пришло одеваться в мужское платье. Меня такое открытие отчего-то обрадовало, и я заснула почти спокойно.

Поутру мы даже не успели закончить завтрак, как в дверь постучался полицейский.

— Госпожа Кузнецова кто здесь будет? Барышня, господин судебный следователь просит вас по возможности быстро прибыть в управление полиции. Вот и сани за вами прислал. Да вы из-за стола-то не выскакивайте! Дмитрий Сергеевич сказал, что слишком уж торопить непозволительно.

— Может, тогда и вы с нами чайку выпьете? — предложил дедушка.

— С превеликим бы удовольствием, но на службе не полагается. Опять же в санях наш кучер дожидается, вот и получается, что мне без него чаи распивать неудобно, а всем управлением на чаи напрашиваться — это уже полное невежество. Я уж вас в санях дождусь.

— Поди ж ты! — восхитился дедушка, когда ранний гость вышел из дому. — Не приходилось раньше замечать, что полицейские чины деликатность проявлять умеют, да еще и шутить!

— Так тоже поди люди, — ответила ему Пелагея. — Коли человек не заслужил плохого к себе обращения, чего на него злыднем смотреть и грубить?

— Дед, я тебя прошу…

— Не проси. Не могу я дома сидеть в таких-то обстоятельствах!

— Да знаю я, что тебя не удержишь. Но ты одевайся тепло. Пожалуй, валенки обуй. А я пошла, — сказала я, отставляя в сторону стакан с недопитым чаем.

До управления было совсем рядом, рукой подать. Сначала по нашей улице направо, потом вдоль Обруба, тоже не сильно-то длинной улицы, до базарной площади. Как все же зима меняет город! Второго дня площадь выглядела грязной и запущенной, а сегодня, укрытая снегом, была просто красива. И сразу стало видно, что и торговые ряды, и биржа за ними очень красивы и отличаются благородством линий. А река Томь полностью покрылась льдом и смотрелась бесконечным заснеженным полем.

Мы лихо вкатились во двор и еще более лихо остановились у самого входа в городское полицейское управление.

— На второй этаж, барышня, — сказал мой провожатый и распахнул передо мной дверь.

Я кивнула и стала подниматься вслед за полицейским. Тот проводил меня до нужного кабинета, постучал и, не дожидаясь ответа, отворил двери.

— Дмитрий Сергеевич, госпожа Кузнецова…

— Заводи гостью, — тут же откликнулся хозяин кабинета. — Зачем человека за дверями держишь?

Выглядел Дмитрий Сергеевич усталым, под глазами залегли черные тени. Видимо, ночь он провел совершенно без сна. Но был гладко выбрит, а из-под воротника мундира сиял белизной и свежестью подворотничок.