Книга Кампан (сборник) - игумен Варлаам

Жил на Верхних прудах Головастик. С малых своих – если говорить о лягушачьем веке, то дней – считал он себя особенным и оттого был очень заносчивым. Что́ заставляло его превозноситься над другими головастиками и лягушатами, не очень понятно. Однако он не упускал повода посмеяться над другими, выказать себя с наиболее выгодной стороны и унизить других.

Когда вырос и превратился в Лягушонка, он стал ещё более самоуверенным. Ловко нырял, быстро плавал, скакал через луг к Нижним прудам и всё, что попадало в поле его зрения, подвергал немилосердной критике.

– Мы живём на Верхних прудах, – разглагольствовал он. – Верхние пруды выше, чем Нижние, значит, и мы выше тех, кто населяет Нижние пруды.

Впрочем, свои Верхние пруды Лягушонок тоже не жаловал.

– Скукотища тут! То ли дело жизнь во дворце!..

И начинал представлять себя царём. Вот он прыгает по дворцу в золотой короне. На плечах у него зелёная с золотым отливом мантия. Придворные бегут за ним, придерживая мантию, высоко поднимая её на лестнице и переступая пороги. Вокруг него всё крутится, кипит, всем он раздаёт приказы и отчитывает тех, кто приказы исполняет нерадиво…

Так и мечтал он, пока не влюбился. Ему очень понравилась Жаба, жившая на Нижних прудах. Её буро-зелёная кожа была усыпана тёмно-коричневыми пятнами, словно бородавками, а рот был такой огромный, что каждому, кто ее видел, казалось, будто она его сейчас проглотит. Словоохотливому ухажёру очень интересно было с ней поболтать. Жаба была столь же искусной в разговорном жанре и не уступала Лягушонку в умении посмеяться над другими. Бывало, и он попадал на её острый язык, но это ему даже нравилось. Это взбадривало Лягушонка, и ему не приходилось искать повод для состязания в остроумии. Но чаще инициатором словесных баталий выступал сам.

– Ваши Нижние пруды совсем превратились в болото! Скоро в них не останется воды, и вам придётся перебираться к нам.

– Размечтался! – отвечала Жаба. – Скорее вода из Верхних прудов перетечёт к нам и вы переселитесь сюда.

– Нет, вода с Верхних прудов никуда не собирается перетекать. У нас тишь да гладь – Божья благодать. И рыбки плавают, и рыбаки по берегам сидят, – парировал Лягушонок.

Так они встречались и спорили, пока Жаба вдруг не исчезла.

«Куда она запропастилась?» – думал Лягушонок, не решаясь напрямую спросить у обитателей Нижних прудов.

«Ведь ты всё лучше других знаешь, – могли сказать они. – Что же ты к нам обращаешься?»

Несколько дней он держался, а потом стал как бы между прочим спрашивать про Жабу всех, кто ему встречался.

– Не видать тебе твою Жабу, – ответила ему всеведущая Выдра, старейшая обитательница прудов. – Она дерзко разговаривала с Болотной феей, и та заколдовала её.

«Если бы мою!» – грустно вздохнул Лягушонок. И чтобы заглушить в себе тоску по Жабе, стал ещё настойчивее мечтать о царском дворце. Уж там-то он забыл бы свою неудачную любовь. И что он к этой Жабе так привязался? Ведь, если честно, ни кожи, ни рожи… То есть наоборот, кожа да рожа… А там, во дворце, он утешился бы безмерной властью и нескончаемым выбором привлекательных особ.

Тучи комаров носились над Верхними и Нижними прудами, слабо утоляя растущий аппетит Лягушонка. Вот если бы он сидел за столом во дворце и вкушал царские яства!.. А тут эти комары-пустозвоны!.. Не успеваешь рот открывать, а в желудке всё равно пусто.

По берегам не только сидели рыбаки, но и бродили охотники с ружьями наперевес, выслеживая дичь. Они палили что есть мочи по бедным уткам, бекасам и крохотным вальдшнепам. А если дичь не попадалась, стреляли по чему придётся.

Однажды они подстрелили волшебного Селезня. К счастью, он выжил, но потерял способность летать.

– Что, старина, – фамильярно обратился к нему Лягушонок, – придётся тебе инвалидность оформлять?

– Ты, как всегда, прав, наблюдательный Луш, – доброжелательно ответил Селезень. – Но если бы ты нашёл большое перо из моего крыла и приладил его на место, я вновь смог бы летать.

– Где же я его найду? Ты в своём уме? Да легче иголку в стоге сена сыскать…

– А ты попробуй. Я ведь в долгу не останусь… Поплавай у спиленной бобрами осины, может, оно там где-то затерялось…

Тщеславный Лягушонок отправился на поиски, и вскоре они увенчались успехом.

– Вот твоё перо! – с гордостью победителя заявил Лягушонок, притащив его Селезню.

– Благодарю тебя! А теперь постарайся приладить его к моему правому крылу.

– Ты обещал…

– Не спеши. Как только перо будет на месте, сразу исполнится твоё самое заветное желание.

– Желание? Любое?

– Да, любое. Пожелаешь – можешь оказаться даже в царском дворце.

Лягушонок быстро смекнул, что Селезень – не простая утка, раз ему известно его заветное желание.

– Ладно, подставляй своё крыло, – согласился он.

И, как только приладил к крылу Селезня недостающее перо, тотчас очутился в царском дворце.

«Ёлки зелёные! – удивлялся он, оглядываясь вокруг. – Чудеса в решете!..»

Он медленно шлёпал по длинному коридору, не зная, в какую дверь войти. За ним, спадая с плеч, волочилась по дубовому паркету мантия. А на голове был какой-то непривычный предмет. Лягушонок потрогал его – это оказалась корона.

«Ничего себе! Вот это да!.. Впрочем, разве я не достоин…»

Тут к нему подскочили придворные и затараторили:

– Ваше величество, пожалуйте сюда!.. Ваше величество, пройдите туда!.. Вас ожидают в зале приёмов!..

Подхватив мантию, его ввели в просторную залу.

– Позвольте представить вам нашего нового царя, – торжественно объявил Главный распорядитель двора. – Луш Четырнадцатый!

– Да здравствует Луш Четыр-р-рнадцатый! – разнеслось по всему дворцу. – Виват нашему царю!

– Какой же это царь? – тихо произнёс министр финансов и законных операций. – Это же… обыкновенная лягушка.

– Ваше высокопревосходительство, – возразил ему министр культуры и культурных развлечений, – не торопитесь с выводами. Может, он просто так нарядился. Прикалывается, как говорит молодёжь. Не сесть бы нам в лужу…

– Да, – встрепенулся министр финансов, прикидывая, не проще ли ему будет управлять финансовыми потоками при таком необычном царе. – Виват ново… нашему царю! – Да здравствует Луш Четырнадцатый!

– Как вам наш новый царь? – подошёл к ним министр полиции и полезных доносов.