Книга Непокоренный город. Москва в 1812 году - Марина Алексеевна Улыбышева

Марина Алексеевна Улыбышева

Непокоренный город. Москва в 1812 году

Художник Артём Безменов

Москва. ООО «Издательский дом «Фома». 2012

Лето клонилось к концу. В огороде на даче появилась молодая картошка. Настя и Никита выкопали на грядке несколько клубней и решили испечь их в золе.

– Уф-ф… Ну вот, теперь костёр будет – что надо! – Никита притащил из дальнего угла сада целую охапку сухих веток.

– Слушай, а нужно же сначала бумагу положить, чтобы лучше горело. Газету, например… Или ещё что-нибудь, – предложила Настя.

– «Газету»! – презрительно фыркнул Никита. – С газетой костёр развести – много ума не надо. Смотри, как можно без всякой бумаги обойтись.

Он наломал совсем тоненьких веточек, чуть толще спички, и стал складывать из них шалашик. Потом положил на него веточки покрупнее. А сверху осторожно соорудил ещё один шалашик, уже из толстых обломков.

– Видишь! Такой костёр можно поджечь одной спичкой, – Никита довольно улыбался, разглядывая своё сооружение.

– Ой, а ведь спичек-то у нас нет! – Настя растерянно посмотрела на брата.

– Ничего, я сейчас, – Никита умчался в дом и через пару минут вернулся уже вместе папой.

– Ну, что у вас тут происходит? Картошки решили испечь? – папа весело осмотрел ребячьи приготовления.

– Ага, пап! Видишь, какой Никита костёр сложил.

– Вижу. Костёр никуда не годится.

– Это ещё почему! – возмутился Никита. – Думаешь, не загорится? Давай поспорим, что с одной спички!

– Нет, что загорится – не сомневаюсь даже, – папа серьёзно посмотрел на мальчика. – Только вместе с костром загорится сухая трава. И вместе с травой – забор и наш сарайчик для инструментов. А за сарайчиком – соседская баня и домик для гостей. И всё это – с одной спички. Понимаешь?

Никита опустил голову и молчал.

– Пап, значит, картошку мы печь не будем? – грустно спросила Настя.

– Почему же? Обязательно будем. Только когда лето жаркое, а трава вокруг сухая, то костёр обязательно нужно обкопать кругом, чтобы огонь не пошёл дальше. Ну-ка, Никита, принеси лопату.

Через час они сидели у догорающего костра и ели пропахшую дымом картошку.

– Ух, горячая! – Никита достал из золы картофелину и стал перебрасывать её с ладони на ладонь.

– Пап, – задумчиво сказала Настя. – А вот ты говорил про то, как всё может сгореть, если неаккуратно с огнём обращаться. Это что, все пожары из-за этого случаются, да?

– Да, обычно пожары бывают от неосторожного обращения с огнём или с электричеством. Хотя случаются иногда пожары и от удара молнии. Но это редко.

Папа вдруг замолчал, глядя на тлеющие угли. Потом сказал задумчиво:

– А однажды пожар случился оттого, что люди сами подожгли свой город. И он сгорел дотла.

– Сами? – ужаснулась Настя.

– Чего это они так? – недоумённо спросил Никита. – Их, наверное, потом в тюрьму посадили?

– Наоборот, они вошли в историю как бесстрашные герои. Впрочем, тут нужно рассказывать обо всём по порядку… – И папа начал свою очередную историю.

Моя столица – моя Москва

«Москва… как много в этом звуке для сердца русского слилось!» Если захочешь выразить своё восхищение столицей нашей Родины, то лучше Пушкина не скажешь. Москва для русского человека не просто город – это наша история, это Россия. Знавала она на своём веку и хорошие времена, и плохие, но не было среди них дней трагичнее, чем сентябрь 1812 года, когда для того, чтобы спасти Россию, Москве пришлось дотла сгореть в великом пожаре войны.

В то время Москва не была столицей России. Ведь ещё сто лет назад Пётр Первый перенёс столицу в специально построенный для этого Санкт-Петербург. Но тем не менее это был великолепный город. Знаменитые московские «сoрок сорокoв»* – 329 храмов – сверкали на солнце, дворцы богачей поражали своей красотой и роскошью. Несомненно, это был самый большой и самый богатый город России: вельможи, окружённые двoрней, духовные лица, купцы, мещане, иностранцы, ремесленники, ямщики – целых 275 тысяч человек.

[* «Сорок сороков?» означает «сорок раз по сорок». Так раньше говорили, когда хотели сказать, что чего-то очень много, так что точно и не сосчитать.]

Жизнь в городе напоминала вечный праздник: карусели, праздники, балы, маскарады, фейерверки. Славились гуляньями и московские бульвары, и Кремлёвский сад, и Пресненские пруды. Здесь можно было увидеть все чудеса тогдашней пиротехники, китайскую иллюминацию, летние и зимние катальные горы, качели и прочие забавы и потехи.

Это был город не просто богатый, а поистине роскошный! Здесь можно было попробовать щи из засоленных ананасов, выращенных в оранжереях, отведать устриц и омаров, а черепаховый суп доставляли прямо из Парижа. Драгоценные камни – бриллианты, аметисты, рубины и изумруды – сверкали не только на дамах, но и на кавалерах. Даже глубокие старики, помимо всевозможных брелоков и перстней, носили поверх жилетов по несколько цепочек с камнями.

Вот на этот великолепный город и оказалась нацелена вся военная мощь непобедимой французской армии.

Москва по-французски

А между тем в самой Москве ко всему французскому относились с большим почтением. Правда, в конце восемнадцатого века император Павел Первый, боясь распространения идей Французской революции**, всячески боролся с модой на всё французское. Даже за ношение модной парижской шляпы тогда можно было угодить в тюрьму. Но сменивший его царь Александр Первый не считал моду опасной вещью, и после столь строгих запретов любовь ко всему французскому расцвела в российском высшем обществе пышным цветом.

[** В 1793 году во время революции французский народ казнил своего короля, что привело в ужас всех правителей Европы.]

Откуда ни возьмись на молодых московских модниках появились одеяния новейшего французского покроя «энкруаябль», что в переводе на русский означает «невероятный».

Это был фрак с огромнейшими лацканами, а высокие воротники сорочки закрывали подбородок. Новый наряд был украшен огромными бантами. Причёски тоже носили французские – неровно остриженные волосы закрывали часть лица. В руках у такого щёголя обязательно была трость в виде сучковатой дубины, которая называлась тоже по-модному «друа дель ом» – «право человека»!

Кругом