Книга Урки и мурки играют в жмурки. Отвязный детектив. - Александр Сидоров

из которой читатель узнаёт, что «мокрое дело» — это не художественный образ, а суровая проза жизни

21 апреля, Мокрый Паханск, раннее утро

— СЛАВНОЕ НАЧАЛО ДЛЯ ДЕТЕКТИВА — «Труп распластался, как Рокфеллер в ванне».

Следователь районной прокуратуры Костя Костанов, не обращая внимания на противный мелкий дождь, задумчиво сидел в позе орла рядом с незнакомым и глубоко чуждым ему телом. Костя был погружён в размышления, тело — в речку Безымянку. Костя — с головой, тело — по пояс. Неглубокий ручей шириной метров восемь — десять, сдуру названный кем-то речкой, нёс мутные вонючие воды по дну оврага сквозь Автосборочный поселок. Вдоль одного из берегов тянулась улочка Сельская с тихими частными домиками и патриархальным деревенским бытом. Улочка полностью оправдывала своё пасторальное название. Находилась она всего в трёхстах метрах от шумного проспекта имени геноссе Маркса и зримо воплощала процесс слияния города с деревней. Утрами жителей будили горластые петухи, а в некоторых дворах держали коз и свинок.

Обитали на Сельской в основном тихие бабульки и тихие алкаши. Баба Дуся, которая наткнулась на тело Рокфеллера в пятом часу утра, представляла собой помесь обеих пород: живописный тип старой пьяницы в калошах на босу ногу и c драным зонтиком, который щерился во все стороны острыми спицами.

— На берегу пустынных волн сидел он, дум великих полн… — грустно процитировал следователь классика и поднял печальные глаза на старушку. — И что же вас, драгоценная Евдокия Матвевна, потянуло в такой час, не говоря уже о чудесной погоде, на берега пустынных волн?

— На куда? — не поняла баба Дуся и икнула, обдав Костю свежим сивушным запахом. — На каких волн?

— Какого тебя, старая, понесло в такую рань в такую срань? — перевёл фразу на доступный аборигенский язык долговязый опер Серёга Степцов, стоявший за спиной следователя. — Чё ты в овраг этот долбанный спустилась до первых петухов? Скрозь тьму кромешную…

— Так мусор же высыпать! У нас тут куча мусорная! От же ж рядом с вами.

— Время самое то, — одобрил Костя Костанов.

— И место удачное, — поддакнул опер Степцов. — Живописное полотно «МусорА у кучи мусора». Что с клиентом, Андрей Герасимович? — поинтересовался он у судмедэксперта с лаконичной фамилией Зуб, уже осмотревшего труп и теперь стоявшего в сторонке.

С виду Зуб больше напоминал гвоздь. Сухопарый, вытянутый в струнку, он носил одежду преимущественно унылого серого цвета, который в народе обычно называют «сиротским». К тому же гардеробчик медэксперт почему-то упорно подбирал размера на два меньше, словно и впрямь скупал списанную униформу в детском приюте. Пальтецо застёгивалось на одну пуговицу, и то с трудом, рукава не закрывали запястий, брюки — лодыжек.

— Пациент скорее мёртв, чем жив, — отрапортовал медик, потянулся и противно хрустнул суставами.

— Ценное наблюдение, — заметил Костя. — Я надеюсь, он умер естественной смертью?

— Совершенно естественной, — подтвердил Зуб. — По крайней мере, для его образа жизни. Ему свернули шею. Подробнее скажу, когда вытащим.

— Знаете, как Манька-Облигация говорила Жеглову? — напомнил Зубу Костя. — «Ты кто такой, чтобы за мой образ жизни на людЯх рассуждать?». Может, мы имеем дело с вполне приличным человеком.

— Ну, конечно, — презрительно хмыкнул эксперт. — Мало я этих приличных перевидал… С его рожей — только в палату лордов.

— Чего стоим, кого ждём? — вмешался дежурный прокурор городской прокуратуры Игорь Сергеевич Полторак — грузный мужчина лет сорока с гаком. Свою массивную фигуру он наивно пытался скрыть от дождика, держа над головой тощую папку. Раньше Игорь Сергеевич был следователем в том же райотделе, где сейчас рыл землю носом Костанов, и за ним закрепилось прозвище «следак Полторак». Да так и не открепилось после ухода на повышение. Полторак этого страшно не любил. Так же он не любил ночные дежурства, особенно под дождём. Ему не терпелось скорее расплеваться с этим делом, а не искать чёрную кошку на ночной помойке. Тем более кошки здесь нет, а есть какой-то утопший козёл.

— Семён Давидович, вы во всех позах запечатлели эту героическую личность? — поинтересовался Костя Костанов у мелкого субъекта лет шестидесяти, который, словно лысый ястреб с фотокамерой, нарезал круги вокруг утопленника.

Эксперт-криминалист Семён Давидович Гольдман отмахнулся:

— Да погодите вы! Значит, головою на тридцать градусов к юго-востоку…

— Начинается, — буркнул опер Серёга Степцов. — Давыдыч, ты ещё к звёздному небу привяжи. «Меркурий в созвездии Псов под знаком Козерога»…

— Мусьё Серж, не надо тАту бумзен лернен, — недовольно буркнул Гольдман. — Ферштейн?

— Нихт ферштейн, — признался Степцов и поинтересовался: — Это по-каковски?

— На идиш это значит — не учите папу половым извращениям, господин намоченный опер, — перевёл Семён Давидович. — Я своё дело делаю, вы займитесь своим. Ваш крест — по дворам народ опрашивать. Всё, можно вытаскивать! — дал отмашку криминалист двум «формовым» сержантам.

Неведомого пловца выволокли на берег. Он лежал, широко разбросав руки в стороны. Луч света от фар милицейского «уазика» вырывал из тьмы черты довольно гнусного лица, особо приметного мясистым носом, который напоминал крупную картофелину, попорченную жучком-медведкой. Физиономия незнакомца раздулась и оплыла, что придало ей неожиданно добродушное выражение. Голову мертвяк задумчиво склонил вправо, чему способствовали умело сломанные шейные позвонки.

— Дык я вам больше не нужна? — неуверенно спросила Дуся.

— Нам вы и меньше не нужны, — пояснил бабусе Костя Костанов. — Вы нужны Отечеству. В качестве свидетеля этого безобразия.

— Дык я в доме подожду, если что.

— Только очень ждите, Евдокия Матвевна, — попросил Костя. — Как никто другой.

«От же дурень на мою голову», — нетрезво вздохнула баба Дуся, топая калошами одиннадцатого номера по непролазной грязи до родимой хаты.

А члены опергруппы скорбно склонились над телом, обсуждая ситуацию. В стороне остался только местный участковый, который мирно прикорнул, присев на корягу.

— Скажи: откуда ты приплыл? — уныло поинтересовался опер у безвременно почившего гражданина.

— У него есть право не отвечать на ваши бестактные вопросы, — заметил криминалист Гольдман и вытер лысинку тряпочкой из мягкой замши.

— Судя по сопутствующим травмам, товарищ пикировал свысока, — вмешался в разговор судебный медик Зуб.

— И свернул себе шею? — с робкой надеждой спросил Костя Костанов.

— Даже не мыльтесь. Когда он падал, ему уже было не больно. Так что на парашютный спорт не спишете. Помимо свёрнутой шеи рекомендую принять во внимание удар в область виска с правой стороны. Как водится, тупым тяжёлым предметом.