Книга Роковой поцелуй - Карен Хокинс

Это правда, мужчины Сент-Джон на голову выше всех остальных мужчин. О, если бы кто-нибудь из них нашел, что я превосхожу всех остальных женщин.

Мисс Софи Кантерли — своей матери, леди Фсчуаз, во время прогулки по Гайд-парку

Килтерн-Хаус, Англия. 1 мая 1816 года

— «… и последнее: на исключительном попечении моего двоюродного брата Энтони Эллиота, досточтимого графа Грейли, я оставляю моих пятерых любимых детей».

Наступило неловкое молчание, нарушаемое лишь движениями людей, оборачивающихся туда, где, вытянув ноги и засунув руки в карманы, развалился на стуле граф Грейли, который, несмотря на то что собрание ожидало его реакции, и бровью не повел.

Стряпчего ждало разочарование — лицо графа осталось безмятежно-вежливым. А ведь графу, убежденному холостяку, одному из самых богатых и удачливых людей Англии, вряд ли улыбалось унаследовать от кузена, которого он открыто не любил, пятерых сорванцов. К счастью для стряпчего, единокровный брат графа не был столь сдержан:

— Черт возьми, Грейли… — в голубых глазах лорда Брен-дона Сент-Джеймса искрилось веселье, — ты только что унаследовал ораву детишек.

— Детишек? — протянул граф тем ленивым, низким голосом, который был так свойственен главе семейства Эллиотов. — Если они хоть в чем-нибудь походят на братца Джеймса, они дьявольское отродье.

— Да как вы смеете позорить имя моего сына? — В первом ряду вскочила леди Патни, чье траурное платье удачно оттеняло неудачно окрашенные волосы.

Грейли обратил на женщину скучающий взгляд. Казалось, он раздумывает.

— Джеймс Эллиот аферист, мерзавец и лгун, — произнес он, чеканя каждое слово.

— Боюсь, что он прав, — согласился с ним лорд Брендон. — К тому же он совершенно не умел одеваться. У любого грума больше вкуса.

— О! — Леди Патни повернулась к мистеру Хебершему. — Мой сын никогда бы не оставил своих возлюбленных детей этому — она бросила на графа испепеляющий взгляд, — человеку.

— Осторожнее, Грейли, — ёрнически предупредил брата лорд Брендон. — Это вызов — назвать тебя человеком. Какая неучтивость!

Граф проигнорировал предупреждение:

— Леди Патни, если вас что-либо не устраивает в завещании, обратитесь к вашему сыну.

— Мой сын мертв! — побагровела она.

— Вы правы. — Сардоническая усмешка тронула губы графа. — В таком случае я должен предположить, что вы знаете, чего он хотел. Смею думать, он часто говорил вам об этом?

Послышался нервный смешок. Все знали, что за последний десяток лет мать и сын не обменялись и словом.

— Мои отношения с сыном вас не касаются! — грубо заметила леди Патни. — Меня беспокоят только мои внуки! — Здесь можно что-нибудь сделать? — повернулась она к мистеру Хебершему.

Никогда еще аристократы не просили у мистера Хебершема совета, как лишить графа наследства. Особенно если этот граф сидит на расстоянии каких-нибудь пятнадцати футов от тебя.

— Я… ммм… видите ли, дорогая леди, граф Грейли будет опекать детей своего кузена до тех пор, пока добровольно не перепоручит их кому-либо другому. Такой закон, — добавил он.

Леди Патни вопросительно обернулась к Грейли. Лицо графа Грейли продолжало хранить пренебрежительное выражение.

— Нет! — отрезал он.

— Но они даже не нужны вам!

— Да, не нужны. Но я никогда не уклонялся от выполнения своего долга.

Мистер Хебершем, похоже, начал понимать происходящее. Не было ничего, через что не перешагнул бы граф Грейли, чтобы спасти честь родового имени. С тех пор как в семнадцать лет он принял на себя ответственность за семью: вытащил ее из той финансовой ямы, в которой она находилась, заплатил долги, привел в порядок земли, сделал так, чтобы они приносили доход, и уладил скандалы, ему невольно пришлось всех подчинить своей воле. Усилия, которые требовались для этого, свели бы уже в могилу любого другого человека, но широкие плечи графа, казалось, с легкостью несли это бремя.

На лице графа Грейли мистер Хебершем уловил незаметный прежде оттенок самонадеянности, впрочем, вполне естественный в этой ситуации.

Многочисленные подбородки леди Патни затряслись.

— Грейли, если вы хоть на миг подумаете, что я смирюсь с этим, — она задохнулась, — вы глубоко заблуждаетесь! Эти дети…

— Мама! — Руперт, второй сын леди Патни, пересек комнату и подошел к ней. Он был высокий и худой, с темными волосами, спадающими на брови. Модный костюм на нем сидел так же хорошо, как и на лорде Брендоне. Нахмурившись, он посмотрел на нее. — Вы сказали более чем достаточно.

— Но я…

— Не надо, — повторил он на этот раз тверже. — Не устраивайте сцен. Не здесь и не сейчас.

Мать и сын пристально смотрели друг на друга. Казалось, скандала не избежать. В следующее мгновение, по мнению мистера Хебершема, следовало бы вмешаться графу Грейли, но лицо леди Патни вспыхнуло и исказилось истерической гримасой.

— Хорошо! — вскрикнула она. — Но я не буду вечно молчать!

Она выдернула руку, которую сжимал сын, и плюхнулась обратно на стул.

Представление закончилось, и мистер Хебершем, скрепя сердце, зачитал оставшиеся пункты завещания. В тот миг, когда он произносил последнюю фразу, граф Грейли поднялся со стула и взглянул на брата:

— Закончилось, слава Богу.

— Закончилось? — Лорд Брендом, усмехаясь, смахнул невидимую пылинку с безупречного костюма. — Тебе еще нужно обустроить детскую, нанять гувернантку, купить пони.

Граф Грейли его понял.

— Мой управляющий позаботится об этом. Это развлечет его.

— Энтони, ты не понимаешь?! Пятеро детей! Это большая ответственность.

— Я забочусь о нашей семейке всю жизнь. Справлюсь и с племянниками. — Граф Грейли насмешливо приподнял бровь: — Полагаю, ты сообщишь Маркусу о моем несчастье?

— Как старший брат он все хочет знать. — Брендон, поколебавшись, положил брату руку на плечо, посерьезнел и высокопарно произнес: — Энтони, хотя ты никогда не просил помощи, хочу, чтобы ты знал: если понадобится, мы все к твоим услугам. Сент-Джоны всегда поддерживают друг друга.

— Я не Сент-Джон, — заметил граф сухо.

Брендон неодобрительно нахмурился и сжал плечо Энтони. Он не верил, что Энтони искренен. Виной всему семейная гордость.

— Ты рос как Сент-Джон, и ты Сент-Джон.