Книга Цветок цикория. Книга 1. Облачный бык - Оксана Демченко

Шум надвинулся, накрыл… и удалился. Скоро снова приблизился – и я увидела его источник. Еле-еле поверила глазам!

– Самолет. У тебя есть самолет? Прямо здесь? Ну ты и дэв… ну ты…

– Микаэле верит в полеты. Значит, дело обречено на успех, пусть и нескорый. Он помог трем группам инженеров в этой стране. Когда я попросил, для меня проверили: летают на приличное расстояние и могут находиться в удобных мне точках десять машин. Уже почти месяц эти машины в моем распоряжении.

Яков говорил, а сам тащил меня к рычащему самолету. Я молча упиралась и даже отбивалась, пока он бережно, но решительно втаскивал на крыло, заталкивал в кресло, пристегивал. Сникла и сдалась я, когда на макушку был надвинут шлем.

– Лететь тут рядом! Одна беда, пилот из меня никакой, а выбора нет, машина двухместная. Заранее прошу прощения, если что. Я буду стараться.

Ненавижу четность Якова! Хотя ею же и восхищаюсь. Он такой с первого дня. И во снах такой… а мог бы соврать: летаю каждый день, орел я, а не человек. Глядишь, мне стало бы легче.

Самолет взревел, люди засуетились, толкая его под брюхо, как увязшую лошадь. Я зажмурилась, и мысленный взор некстати воспроизвел картинку: художник Вася судорожно сгребает и прячет кучку газетных вырезок. Там каждое слово – о разбитых самолетах и погибших пилотах. Вася плакал над этими бумажками. Твердил, в полете художнику откроется огромное счастье… боготворил тех, кто конструирует самолет – машину, исполняющую его заветное желание. Подозревал в каждой аварии черную волю наемных жив, проклятия завистников и скупость меценатов. Отчаянно ненавидел газетчиков, пишущих: «безумцы, возомнившие себя птицами», «не способные предвидеть и готовить технику недоучки», «глупый риск»…

Я думала о глупом риске и сглатывала сухим горлом. Не желаю изойти на визг при взлете и тем более – посадке. Стыдно. Невозможно: на меня надеется Яков. Увы, совесть отключилась, мужество увяло. Вера в Якова, и та барахлит, до него не дотянуться, рукам холодно, душе тряско. А еще меня тошнит.

Дымка прижался к щеке, басовито заурчал. Стало тепло, я сморгнула – и открыла глаза в тишине. Самолет стоял на обширном поле. Лес далеко, за ним холмы… это точно другое поле!

– Ты что, спишь? – Яков встряхнул за плечи.

– Дымка решил, так лучше. Я ничего не видела! Полет… Васькина мечта… – забормотала я, хотя была безмерно благодарна призрачному коту.

– Тут туман, там вообще кисель, – Яков ткнув пальцем вниз, а затем вверх. Сел на крыло, стащил шлемы – свой и мой, отшвырнул. Стер усталость с лица. – Решение отчаяния и пацанская бравада, вот что такое наш ночной полет! То есть мы, возможно, успели… но как я рассмотрел посадочные костры, как не сбился с курса? А как сел? Никак. Благодаря Дымке. Он и правда домашний кот. Для тебя.

Яков спрыгнул с крыла, поймал меня и потащил за руку – в ночь, мимо костров, мимо незнакомых людей, слаженно снующих туда-сюда… Темно, ночь еще не проредилась! Я осознала это и обрадовалась. Летели мы, значит, недолго. Успели… но – куда? Впереди – два пятна жгучего света. Щурюсь, всматриваюсь… автомобиль? Вася-Лом рассказывал про электрические ночные фары, вот и довелось их увидеть в действии. Слепят кошмарно, и цена у них – не выговорить… да уж, все чудеса техники к услугам моей скромной персоны!

– Микаэле Ин Тарри, – выговорила я, цепляясь на руку Якова. – Паоло его сын? Если в деле Курт, то наверняка все именно так.

В просторном салоне пахло знакомой роскошью. Яков обошел машину, жестом убрал постороннего с места водителя. И как он знает, что мне важно, даже в мелочах? Усадил дрожащую барышню рядом, а не сунул назад, на почетное место для перепуганных олухов.

– Именно Микаэле, – Яков заговорил, едва автомобиль тронулся. – Охота идет на его кровный дар. Используют его сына, Паоло. Кроме нас никто не выручит мальчика. Учти, у меня свой интерес. Ты видела сны, понимаешь о чем речь.

Я кивнула. Во снах ни разу не упоминался тот, кого Яков люто ненавидит. Но я знаю тянущее состояние подавленной ярости: каждый раз, теряя кого-то из своих пацанов, Локки сознательно добавлял камень на незримые весы боли и долга. Копил счет к подонку. Заранее копил, еще не зная имени врага, не понимая всей картины преступления… Но – не прощая, не забывая.

– Доберусь до сволочи. Рано или поздно, сам или через своих людей, – негромко сказал Яков.

Автомобиль резко затормозил у развилки, в свете фар мелькнул столб с кованной вывеской вроде флюгера «Бессмертник» и узором чугунных цветов… килограмм на пять красоты. Я икнула: кто согласится жить в доме с такими названием? Даже эта вывеска —вроде надгробья… Я вообще сухоцветы не люблю, не могу решить: то ли они иллюзия жизни, то ли овеществлённая смерть. Яков покосился на меня и усмехнулся.

– Все старые указатели убрали, я и не знал этого названия усадьбы, нынешнее – «Домик сов». Но случай мрачно шутит, мы едем со стороны пустошей, по заброшенной дороге, и здесь старый указатель уцелел. Кстати, о всякой сушеной сволоте: я понял недавно, кто мой враг. Он глава артели, майстер. С первой жизни знаю о нем и ему подобных, а нацелился лишь теперь. Не успел еще уяснить: титул это или дар, как у живок? Один он или их несколько? Как часто сменяются? Отчего век за веком эти выродки безжалостны к детям? Внушают малышне про полоза-змея, пищу для обездоленных и коварство богачей. Но теперь я иду по свежему следу. Враг уже попался, хотя полагает себя победителем.

– Ничего не поняла, я не особенно умная, а ты сейчас зол и нелогичен. Отвлекись от намёков и прямо объясни, в чем моя задача?

– Кое-кто провел ритуал, отчасти похожий на тот, с пролесками. – Автомобиль снова катился быстро, и я удивлялась, как успевает Яков все рассмотреть в такой темнотище? Вот глазастый! – Дом стал полыньей во льду бытия. Если, желая спасти Паоло, люди вошли внутрь, мы не поможем ни им, ни мальчику. Если Вася и Яркут удержали слепых простаков снаружи, мы еще поборемся. Ты и я, мы – зрячие во тьме. Юна, будет трудно. Придется брести против чёрного ветра. Внутри, в норе, растет… трава, что ли? Нет, дрянь сродни колючему вьюну. Путает по ногам, вращивает во тьму. – Яков вздохнул и добавил досадливо: – Этот майстер большой позер! Если б мне месяц назад указали старое название имения, я бы поехал сюда сразу. «Бессмертник»! Он знал, когда выбирал место, чтобы ломать лед и устраивать ловушку, чтобы сушить детскую душу год за годом. Сволочь!

Яков притормозил, опустил стекло. Почти неслышно прошипел бранное словцо, наугад трогая и дергая рычаги у руля. Свет фар резко наклонился, лучи уперлись в траву перед самым носом машины. Люди на обочине убрали руки от лиц. Я только теперь их заметила – призраков в ночи, обряженных в черные длинные плащи. А Яков увидел издали. Он вообще предусмотрительный: уже достал бумагу, показал. Я не стала щуриться и пробовать понять выражение лиц тех, кто нас остановил. Проще рассматривать дорогу. Впереди – плавный поворот, много кустов, трава высокая и жухлая… Дальше, за деревьями – костры, темные силуэты людей.

Нас пропустили, автомобиль покатился к повороту. Яков не поднял спицы электрического света в прежнее положение – и я отчетливо видела окружающее. Нет, не так: видела и ощущала, причем видела кое-как, но ощущала все полнее. Инакость уплотнялась по мере приближения к кострам. Смерти в ней не было, зато имелась кровь. И свежая, и пролитая давно. Кровь добавляла особенный тон к теням, делала их зловещими. Тени от людей сделались черными змеями: они ползли во тьму, остывая и мертвея, словно каждый из живых – одной ногой в могиле, почти приговорен. Жуткое зрелище.