Книга Остров чаек - Фрэнсис Хардинг

– Он был чрезвычайно умен, – сказал Прокс. Последние несколько недель он много времени проводил среди хитроплетов и вот уже сам не торопился называть мертвых по имени. Однако Хатин, наделенная от природы даром угадывать то, о чем нелегко сказать, по смеси отвращения и восхищения поняла, что речь идет о Камбере. – Он сделался невидимым. В правительстве почти не знают, что он натворил от их имени. Он, как паук, сидел в сердце бумажной паутины и отсылал приказ туда, запрос – сюда, неизменно обставляя все так, будто исходят они от кого-то другого. Он называл себя просто посредником, но на деле все из сердца паутины и управлялось. Никто ничего не замечал. Много людей что-то знали о происходящем, но обо всем имел представление лишь он один. С помощью леди Арилоу мы до сих пор находим следы его махинаций.

Арилоу удалось выследить почти всех «голубятников», многие из которых после смерти Камбера продолжали в отчаянии слать друг другу депеши.

– Больше за вами никто не придет, так ведь? – спросил немного погодя Прокс.

– Вряд ли. – Хатин чуть слышно вздохнула. – Пеплохода нет. Нет больше зубодерши, желавшей мне смерти. Она… Вулкан забрал ее имя.

Если Прокс и уловил странные нотки в ее голосе, то виду не подал. Да, подумала Хатин, еще немного, и он станет хитроплетом.

– А что ваш предатель? О нем правду говорят? – Прокс глянул на Хатин в профиль; на лбу у нее коротко проступила тревожная рябь, когда она нагнула голову, чтобы спрятать под шляпу выбившиеся прядки волос. Другую руку она повернула так, чтобы не было видно свежей татуировки.

Глядя, как танцуют в воздухе крылья бабочки, Хатин подумала: стал бы Прокс улыбаться так мило, застав ее две недели назад в темном гроте на другом конце Тропы Гонгов?

Ларш перед ней на коленях, в окружении белых сталактитов, окутанный зеленоватым сиянием светляков, под взглядами «Возмездия». Он тревожно взирал, как Хатин надевает ему на шею деревянный амулет. Глазом моргнуть не успел, как в руке у нее появился нож. Он мог лишь смотреть, как Хатин перерезает шнурок, и амулет падает ей в ладонь. Хатин поднесла амулет к его глазам, и Ларш в смятении сощурился, глядя на резные буквы на языке знати.

– Это твое имя, дядюшка. Я его вырезала. – Он смутился при звуках грусти и жалости в ее голосе. – Я обещала, что тебя не убьют, но я поклялась Плясунье забрать твое имя. Отныне у тебя нет имени. Ты никто до тех пор, пока не умрешь и не отправишься к тем, у кого имени нет. Никто не узнает, никто не заговорит с тобой. Ты навсегда останешься невидим.

– Да. – Хатин пробормотала ответ в тыльную сторону ладони. – Это правда.

Прокс некоторое время следил за морем.

– Надо, думаю, разослать всем его описание, вдруг мы его повстречаем… Чтобы уж больше его не видеть.

Хатин искоса посмотрела на него, увидела, как ветер треплет его молодые волосы, как они метут по испещренному шрамами лбу. Волдыри заживали, но лицо Прокса все еще напоминало маску.

– А это… – Хатин нерешительно указала на лицо Прокса. – Пройдет когда-нибудь?

– Это? – Прокс кончиками пальцев провел по сморщенной щеке. – Скорее всего, нет, то есть останутся шрамы. Неважно. Главное, что теперь я, глядя в зеркало, узнаю себя. По глазам. Они принадлежат человеку, которого я знаю. Который оторвался от меня ненадолго.

Оба посмотрели вниз на пляж. Последний раз, когда Хатин тут пряталась, ее мир умирал в огне. Теперь же море с бережной жестокостью стирало все следы деревни и произошедшей трагедии.

Впрочем пляж не пустовал. Хотя течение и было сильным, рыба ловилась хорошо, на дне ныряльщиц ждали жемчужины, а пещеры предлагали кров. Жители Погожего избегали появляться на берегу, из стыда и суеверного страха, зато в последнюю неделю, будто по неслышному зову, стали приходить хитроплетские семьи, неся на спинах дома на подпорках. Оставь дыру в плетении кружев, и она тихо затянется сама собой, как след ноги в луже грязи.

Однако новоприбывшие знали, что живым, а что – мертвым. На пляже в паланкине сидела Арилоу; лицо ей покрыли меловой пудрой, а в волосы вплели сапфировые перья. Глядя на танцы в свою честь, она морщилась от усталости и жары. Арилоу окружала толпа растерянных кисляков, провожавших ее на Обманный Берег, которые заберут ее обратно, когда она решит вернуться к своей кислякской семье в горной деревне.

Новые хитроплеты исполняли Танец Перемен. С десяток танцующих, серьезно улыбаясь, по очереди надевали деревянную птичью маску, становясь легендарной Когтистой Птицей. Это был непредсказуемый танец, ибо надевший маску, мог изменить все просто хлопая в ладоши.

Хлоп! Все менять! Новый темп.

Хлоп! Хлоп! Все менять! Новое направление!

Хлоп! Хлоп! Хлоп! Все менять! Новые партнеры.

Это был танец радостных новых начинаний, а еще – дань памяти мертвым, деревне Плетеных Зверей.

Хатин вспомнила древнюю легенду о том, как Когтистая Птица хитростью отвадил захватчиков от селения при помощи сплетенных из травы ягуаров, которых выставил на вершинах горы, а сельчан гротами отвел в безопасное место. Вообразила, как человек с головой птицы, танцуя, входит в пещеру Хвост Скорпиона, а за ним гуськом следуют во тьму знакомые люди. Правда на сей раз они, дойдя до устья пещеры, обернулись на секунду и посмотрели на Хатин.

Мама Говри сияла, а ее пухлая нижняя губа по-прежнему свидетельствовала об упрямстве, тепле и искренней любви. У Эйвен улыбка, как всегда, походила на разрез ножом; угловатые черты ее лица на мгновение смягчились, и она посмотрела на сестренку с гордостью. Дальше брела бедная, грустная, глупая Уиш: лицо – узкое, покрытое шрамами, – но даже она сумела улыбнуться искренне, как в те дни, когда еще не погрузилась в скорбь, утратив младшую дочь и старшего сына. Следом за матерью шел Лоан, который так любил Хатин, что поспособствовал гибели всех; страх все еще не отпускал его. Хатин улыбнулась и помахала ему, чего не успела сделать в ту последнюю ночь с вершины скалы. Лицо Лоана облегченно разгладилось.

Они вошли в пещеру, и в груди у Хатин словно развязался узел, она почувствовала внезапную слабость, холод и одиночество. Не в силах ничего с собой поделать, она дала волю слезам, и Прокс озабоченно взглянул на нее.

– Все ушло… – попыталась объяснить Хатин. – Они все ушли… Кажется, я всюду носила с собой мертвых, и меня так тяготило то, чего они от меня ждали. Но вот все закончилось, я исполнила их волю, они ушли… и… я… не знаю, что мне дальше делать… Ведь Арилоу… Я больше не нужна Арилоу… Что мне делать, раз я никому не нужна?

– А чего ты сама хочешь? – тихо спросил Прокс.

Хатин открыла рот, вздохнула и сумела только тихо и неуверенно пискнуть. Это мало что объясняло, но большего она придумать не смогла.

– Хатин! – На горной тропинке появился Феррот. – Сделаешь так, чтобы Томки от меня отвязался, иначе я «причиню ему боль» камнем? Он не умолкает, все: «Где Хатин? А мы с ней свидимся? Хатин, Хатин, Хатин». – Увидев выражение ее лица, он умолк и, подойдя, присел рядом.