Книга Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II - Петр Романов

Ну а начал торить дорогу на Запад для русских радикалов один из активнейших членов «Народной воли» террорист Лев Гартман. Этот народоволец сначала работал в нелегальной динамитной мастерской, изготовлявшей бомбы для убийства царя, а затем, в сентябре 1879 года, вместе с «женой», роль которой играла Софья Перовская, поселился в доме рядом с полотном Московско-Курской железной дороги, чтобы сделать подкоп и взорвать императорский поезд.

Покушение состоялось, но оказалось неудачным. После взрыва Гартману пришлось бежать во Францию, где он какое-то время проживал под чужим именем, но в конце концов был выслежен русской агентурой и арестован французскими властями.

Сразу же после ареста Гартмана «Народная воля» обратилась за помощью к общественному мнению Франции, поставив вопрос следующим образом: может ли их товарищ быть выдан «на произвол и мщение азиатско-деспотическому правительству, невежественному, узурпаторскому и кровожадному?» На защиту Гартмана поднялась, как написал один советский историк, «вся передовая Франция». Сам Виктор Гюго в категорической форме заявил французскому правительству: «Вы не выдадите этого человека!»

Французское правительство не только не выдало Гартмана, но и отпустило его в Лондон, где он нашел полное понимание со стороны английских властей, а также Карла Маркса, крепко подружившегося с террористом.

Русский демократ Герцен, считавший, что революционное насилие не может привести к социальной справедливости и государственной стабильности, Марксу очень не нравился. Зато крупный специалист по «рельсовой войне» Гартман понравился основоположнику научного коммунизма до чрезвычайности. Что не удивляет, если вспомнить об известном марксовом постулате, гласящем, что именно насилие является «повивальной бабкой», подарившей человеческой цивилизации все самое доброе и прогрессивное.

В своей книге «Российская интеллигенция и Запад» Борис Итенберг пишет:

Дело Гартмана изменило отношение народовольцев к революционной эмиграции. Стало очевидным: бороться с царизмом можно и за пределами России. Осенью 1880 года исполнительный комитет «Народной воли» поручил Гартману организовать в Европе и Америке кампанию против самодержавия… В письме… [Гартман] утверждал, что «Маркс подал инициативу» отправить его в Америку «на предмет агитации в пользу русской партии». Идея эта была одобрена, и за океан последовало письмо исполнительного комитета… к американскому народу.

Правда, в отличие от Франции и Англии, дружелюбно настроенная к Александру II Америка встретила динамитчика не очень любезно. Через некоторое время пропагандистские выступления в местных аудиториях Гартману пришлось прекратить и срочно выехать в Канаду, поскольку американские власти дали понять, что могут выдать его России.

Пока Маркс снабжал своего русского друга рекомендательными письмами, «жена» Гартмана – Софья Перовская, дворянка и генеральская дочь, готовила новое покушение на царя, на этот раз оказавшееся удачным. Обрадованные новостью, Маркс и Энгельс прислали на имя Гартмана – он в это время председательствовал на митинге славян по случаю юбилея Парижской коммуны – следующее приветствие:

Когда пала Парижская коммуна, победители не могли предполагать, что не пройдет и десяти лет, как в далеком Петербурге произойдет событие, которое в конце концов должно будет неизбежно привести, быть может после длительной и жестокой борьбы, к созданию российской Коммуны.

Между прочим, бомба, брошенная в императора, убила не только Александра II, но и мальчишку-подмастерье, случайно проходившего по улице, но радости Маркса и Энгельса – «вождей мирового пролетариата», как, впрочем, и всего западного социалистического движения это ничуть не омрачило.

Орган немецких социалистов газета «Der Sozial-demokrat» вспоминала слова Шиллера из «Вильгельма Телля»: «Смотри, дитя, как умирает изверг!» Авторы утверждали:

Не было еще смертного приговора столь справедливого, как этот. С кощунственным высокомерием Александр II дерзал распоряжаться не только телом, но и духом миллионов и десятков миллионов людей. Не было таких жестоких безобразных средств, которыми бы он не воспользовался, чтобы насильственно подавить дух прогресса в своем народе.

Умеренная французская пресса писала о «трагической и ошеломляющей развязке», хотя и сама в немалой степени приложила к трагедии руку, защищая Гартмана.

Зато от всей души и здесь, как и в Германии, радовались социалисты. Французская газета «Ni dieu, ni maitre» («Ни бога, ни хозяина») заявила, например, что «казнен человек, который как император олицетворял собой рабство».

Об отмене крепостного права в России автор статьи, естественно, знал, но идеологическая ненависть удивительно легко помогает обходить факты.

Итоги террора

Когда радость русских и зарубежных социалистов прошла, выяснилось, что многолетний террор в России на революционную ситуацию в стране повлиял мало.

Большой специалист по этому вопросу Николай Троицкий, анализируя результаты террористической деятельности «Народной воли», признает:

Активность масс в 1879–1881 годах была… меньшей, чем в годы первой революционной ситуации (1859–1861). Несравненно слабее выступало на этот раз крестьянство… Если на рубеже 50-60-х годов число крестьянских волнений выражалось ежегодно в сотнях и даже тысячах, то в годы второй революционной ситуации крестьянские волнения исчислялись лишь десятками… Размах и воздействие рабочего движения на политику верхов до середины 80-х годов тоже оставались слабыми… Событие 1 марта 1881 года явилось кульминационной вехой второй революционной ситуации в России. Оно завершило собой восходящую фазу демократического натиска, период непосредственно революционной ситуации. После 1 марта сохранялась еще до середины 1882 года общая революционная ситуация, но в нисходящей фазе.

Свои выводы Троицкий подтверждает и соответствующими статистическими выкладками.

Если убрать отсюда шелуху, то есть надуманные во многом рассуждения о «революционных ситуациях и фазах», то истина окажется очень простой: Александру II благодаря отмене крепостного права удалось как минимум на порядок снизить напряженность в русской деревне. До этого волнения исчислялись «сотнями и тысячами», теперь «десятками». Не было при Александре Николаевиче чрезмерного социального напряжения и в промышленных центрах: «размах рабочего движения оставался слабым».

Иначе говоря, «Народная воля» не была «народной» и уж тем более не выражала «волю» русского человека, желавшего не революционных, а эволюционных перемен.

Не по государеву повелению, а по личной инициативе бывшие крепостные посылали в Петербург последние гроши на строительство грандиозного храма Воскресения Христова на месте гибели Царя-освободителя.

* * *

К моменту прихода Александра II к власти страна была тяжело больна, но, как показали реформы, все же излечима. Люди не поддержали русских радикалов ни в период их «хождения в народ», ни тогда, когда им искусственно закачивали в кровь адреналин, рассчитывая с помощью террора подстегнуть в них революционную пассионарность.