Книга Неизвестный Алексеев. Неизданная проза Геннадия Алексеева - Геннадий Алексеев

«Ничего себе продавщица! – подумал восхищённый Д. – Вылитая Кармен! У такой можно ящик пирожков купить и погибнуть, объевшись ими!» Между тем пирожки не очень-то покупали – мало было ценителей цыганской красоты. Д. полез было в карман за кошельком, да вспомнил, что он только пообедал. Есть ему и впрямь вовсе не хотелось. Полюбовавшись красавицей, Д. вошёл в вестибюль и направился к эскалатору. Д. медленно спускался на эскалаторе. Мимо проплывали подымавшиеся люди. «Как разнообразны человеческие лица! – думал Д. – Но притом и довольно однообразны. Обязательно – нос. Обязательно щёки. Обязательно – глаза. Глаза, между прочим, тоже довольно разные: серые и голубые, карие и чёрные. Попадаются зелёные. Встречаются жёлтые. И выражение глаз у всех неодинаковое. Хотя, опять-таки, и весьма похожее. У всех в глазах некоторая покорность и нечто похожее на ожидание».

«Чего они ждут? – подумал Д., – неужто конца света? Неужто всем уже известно, что надвигается катастрофа? Глупости! Об этом знают только двое – старуха-пророчица и я. Остальным знать об этом не следует. Остальным знать это вредно».

Служительница в форменной фуражке с красным околышем, сидевшая внизу, в прозрачной будочке, мирно спала. Феномен человеческого разнообразия и однообразия одновременно её, как видно, не волновал абсолютно. Два потока людей обтекали её, как маленький островок, как цитадель неподвижности и постоянства в этой вечной человеческой суете, в этом вечном стремлении куда-то и зачем-то.

В перронном зале народу было ещё больше. Д. был со всех сторон зажат человеческими телами. На пятки ему кто-то наступал. В бока ему упирались чьи-то локти, в правое колено его тыкался острый угол то ли сумки, то ли портфеля, по левой лодыжке его стучало тоже что-то твёрдое, а в спину давил некий большой и мягкий предмет, судя по ощущению, похожий на подушку. «Господи милостивый! – думал Д. – Зачем столько людей? Теснотища же невероятная! Неудобство же великое! И все спешат! И все пихаются! И все стараются пролезть вперёд! И всем там, впереди, что-то надо! И никто не хочет остановиться! И никто не желает отставать! Так и идут толпой неведомо куда! Да, катастрофа неминуема! Да, катаклизма не избежать! Да, да, конец уже близок! Он даже нужен, этот конец! Не может же так дальше продолжаться!»

Комментарий

Вряд ли здесь требуется какой-то комментарий. Всё и так понятно. Д. чрезмерно впечатлителен и склонен к пессимизму. Тесновато, конечно, уже на земле. И впрямь слишком много народу расплодилось. Однако есть ещё места совсем не заселённые, есть ещё обширные пустые пространства, где воздух чист и легко дышится. Вместо того чтобы шататься по многолюдным улицам и толкаться в метро, следовало нашему дорогому Д. поехать за город, побродить по лесу, потом выбраться на широкое поле, поглядеть из-под руки окрест, восхититься далями неоглядными, понюхать какой-нибудь скромный полевой цветочек, полюбоваться стрекозами, порхающими над канавой, полежать в траве, глядя, как в небе проползают облака, и от всего этого пессимизма ни черта бы не осталось. Хотя как знать. Стрекозы-то стрекозами, но без метро теперь не обойтись. А там всегда давка.

Эпизод одиннадцатый

Был ли ты когда-нибудь счастлив?

Гошу Д. увидел издалека. И, естественно, рядом с пивным ларьком. Д. подошёл к ларьку. Гоша, как всегда, клянчил пиво. Увлечённый этим важным делом, он не замечал Д.

– Ах, мужики, – говорил Гоша с чувством, – ежели бы у меня водились гроши, я бы всех вас, чудил, каждый день пивом поил! А вы, засранцы, на донышке не хотите оставить! Мне, человеку немолодому и заслуженному, человеку нелёгкой, можно сказать, трагической судьбы, мне, человеку бедному и одинокому, не желаете оставить несколько капель этого паршивого мутного пива! Был бы я побогаче, был бы у меня кошелёк потолще, были бы у меня карманы не дырявые, такую ослиную мочу я ни за что бы и пробовать не стал! Пил бы я «Московское» или «Двойное золотое», или чешское – «Праздрой» там какой-нибудь или «Сенатор». «Сенатор», мужики, скажу я вам, это действительно стоящий напиток, падлой буду! Были бы у меня деньжата, я бы вас, жадюги, одним «Сенатором» поил! Вот ей-богу, не брешу! Хошь три бутылки, хошь пять! Пей! Наслаждайся! Наливайся до ушей, до маковки! И помни меня, Гошу Мятого, человека широкой русской души! Да нету у меня, братцы, ни гривенника погнутого! Падлой буду, нет! И вы должны осознать мои крайне бедственные финансовые обстоятельства. Должны понять, посочувствовать, проявить гуманность и помочь. Разве я не человек, мужики? Взгляните на меня – разве я не человек? Взгляните внимательно – я такой же, как вы! Как и у вас, у меня есть голова с ушами. Руки-ноги у меня тоже есть. И задница, между прочим, у меня тоже имеется. Да ё-моё, мужики! Вы что, не видите? Я такой, как вы, мужик! И так же, как вы, я пива хочу! Хрен с ним, пусть оно мутное! Я и мутного хочу! Да неужто нет у вас души! Да неужто же сердце вы где-то посеяли? Да неужто нет у вас жалости к брату-человеку? Все же мы братья, все люди-человеки! Все любим пивца глотнуть!

Д. положил руку Гоше на плечо. Тот вздрогнул и испуганно обернулся.

– Хорошо говоришь, Гоша! Прямо как артист, как мастер художественного слова! Прямо как заслуженный, народный артист! Жаль, что нет со мною магнитофона, записал бы и слушал дома каждый вечер перед сном. Молодец, Гоша. А теперь отдохни немного. Кружку свою ты получишь.

– Это ты! – воскликнул Гоша, заулыбавшись радостно. – Это ты, Д., ё-моё! Где ты ошивался? Вот уж неделю жду тебя у ларька, а тебя всё нет и нет! Подумал, уж не случилось ли чего. Навестил бы, да адреса не знаю. Молоток ты, Д., что всё же объявился! Соскучился я по тебе! Падлой буду, соскучился!

Гоша пил пиво, как всегда, с жадностью. Дрожащие пальцы его впились в кружку. Стекло стучало о Гошины зубы. Выпив пиво одним духом, Гоша крякнул, зажмурился, замер. Лицо его выражало неземное блаженство.

– Ещё бы одну! – попросил он.

Д. взял ему вторую кружку. Опустошив её, Гоша произнёс:

– Вот теперь в самый раз! Вот теперь жить можно! Слушай, Д., пойдём ко мне! Гостем будешь! Посидим, полялякаем. Давно не беседовал с интеллигентными людьми. Выставил бы я тебе полбанки, да сам знаешь, какие у меня червонцы. А чай найдётся. Даже пряники у меня есть ванильные. Четыре штуки. Два тебе, два мне – нам хватит.

Д. подумал: «Рыбы у меня не кормлены с утра. Ну да ладно, потерпят ещё часика два. Ничего с ними не случится».

По дороге к Гошиному дому зашли в гастроном. Д. купил пол-литра «Московской», триста граммов докторской колбасы и банку сельди иваси в собственном соку.

– А ты, я вижу, миллионер! – сказал Гоша, нежно прижимая к груди бутылку. – Хорошо, что ты, кореш, не жадный. Жадные все суки, все падлы. Из-за полкружки пива удавятся.

В Гошиной комнате всё оставалось на своих местах. Ничего в ней не прибавилось и не убавилось. Пожалуй, только бутылок под столом стало поменьше.

– Ты что, болел? – спросил Д.

– Угу, прихворнул малость, – ответил Гоша. – Сердце что-то прихватило. Дня три провалялся. Спасибо Варьке. Она бутылки мои сдавала и харчи приносила.