Книга Вельяминовы. Время бури. Книга первая - Нелли Шульман

– Служебный вход открыт. Приехало СС, уходите, немедленно уходите…, – в кафе повисла тишина, раздался выстрел. Аарон, было, рванулся в зал. Рав Бек схватил его за руку:

– Уводите фрейлейн фон Вальденбург и мадам Горр. И не смейте сами возвращаться…, – они заметили в коридоре черные кители. Эсэсовцы закричали: «Ни одному жиду не удастся спрятаться. Тащите их в зал, ребята!». У Аарона, в кармане пиджака, лежал американский паспорт. Он посмотрел на раввинов:

– Я здесь самый молодой, раву Беку седьмой десяток идет, – Аарон первым вышел из комнаты. Он остановился перед невысоким, светловолосым эсэсовцем, с нашивками обершарфюрера:

– Господа, это всего лишь вечеринка. Нам не запрещено собираться, такого закона нет…, – обершарфюрер презрительно взглянул на него. Лениво подняв руку, он ударил Аарона по лицу: «Без разговоров, я сказал! А то на коленях в зал поползешь!». Аарон успел подумать:

– Только бы Габи за сценой осталась…, – дуло пистолета уперлось ему в спину, щека горела. Аарон, подняв голову, пошел в зал.

Эстраду в кафе Зильберштейна закрывали потертые, бархатные занавеси. Уволенные еврейские актеры и музыканты выступали здесь, по вечерам. По рядам пускали поднос, но Зильберштейн отказывался забирать процент: «Еще чего не хватало. Это заповедь, мицва. У меня пока свое кафе, а людям есть нечего». На первом отделении концерта, сидя рядом с Аароном и тетей Ривкой, Габи поняла:

– Пришло много пар. Юноши, девушки. Господи, они на свиданиях. Все равно, несмотря ни на что…, – она, невольно, отерла глаза. Аарон незаметно взял ее за руку. Рав Горовиц не отпускал ее ладони, до конца сонаты Моцарта, что играл отец Ирены Фогель.

Аарон смешливо шепнул ей: «Раввины удаляются». Габи улыбнулась:

– Мое последнее выступление, на публике. У нас хупа через два года, но все равно, я стану женой Аарона…, – по нюрнбергским законам, брак, заключенный в консульстве, или за границей, в обход правил, считался недействительным. Габи и Аарона такое не волновало. Она не собиралась показывать брачное свидетельство нацистам. В конце недели Габриэла получала американскую визу. В Нью-Йорке она подавала прошение о гражданстве США:

– Маленькая родится американкой, – весело сказал Аарон, – наша Этель…, – они хотели назвать ребенка в честь покойной матери рава Горовица.

Тетя Ривка пришла за кулисы, помочь Габи с Иреной переодеться в концертные платья. Подруга быстро скалывала черные косы на затылке, устроившись перед зеркалом. Кафе Зильберштейна было маленьким, на вечеринку собралось больше сотни человек. Роксанна застегивала молнию на спине Габи. Они услышали грохот сапог и пьяный смех. Миссис Горр велела девушкам:

– Ни слова! Даже не дышите. И вообще…, – она толкнула Ирену в угол:

– Сидите здесь, обе!

Роксанна накрыла девушку платьями, та прошептала:

– Фрау Горр, но мои родители…, – Габи уцепилась за руку Роксанны:

– Тетя Ривка, но Аарон…, – Роксанна смотрела в зал, через щель в занавесе. Она повернулась к девушке: «Тихо!»

Габи, внезапно, вскинула голову:

– Я пойду туда, я должна…, – она закусила губу. Роксанна встряхнула ее за плечи:

– Ты должна выжить и уехать отсюда! Не делай ничего безрассудного…, – она попыталась оттолкнуть девушку от кулис. Габи заметила Питера Кроу, в черной форме штурмовиков Мосли. Столы в кафе перевернули. Эсэсовцы и британцы согнали посетителей в угол, держа их под пистолетами. Женщины тихо всхлипывали, мужчины подняли руки. Габи узнала самого Мосли. Девушка, мимолетно, подумала:

– Светловолосого эсэсовца я где-то встречала. У него самое обычное лицо…, – она услышала шепот тети Ривки:

– Габи, милая, не смотри, не надо. Отвернись, я прошу тебя…, – в начале века, молоденькой театральной актрисой, Роксанна участвовала в концертах, в Нью-Йорке, в помощь пострадавшим от погромов в царской России. Она видела фото разоренных местечек. Роксанна подумала:

– Натан, должно быть, в погроме погиб. С войны о нем никто, ничего, не слышал. Вот как это было…, – она не хотела, чтобы Габи смотрела в зал.

– Тетя Ривка…, – она услышала шепот девушки, – что они делают…, – эсэсовцы плевали на пол. Мосли закричал:

– Пусть они вылижут пол, на наших глазах! Нет…, – расхохотавшись, британец расстегнул брюки:

– Пусть узнают, где их место! Питер, помогай…, – он обернулся.

Питер узнал кузена Аарона. Он помнил фотографии, в семейном альбоме, на Ганновер-сквер. Темные глаза рава Горовица блеснули ненавистью. Он опустился на колени, в центре зала, с другими раввинами. Эсэсовцы и свита Мосли окружили их, смеясь, плюя в их лица. Питер слышал звук пощечин. Пожилого человека схватили за бороду и прижали к половицам, заставляя вылизывать плевки. Сзади, кто-то из женщин шептал: «Господи, сделай что-нибудь. Господи, накажи их, пожалуйста…»

– Это все не со мной, – подумал Питер, – это страшный сон, он закончится. Я не смогу, я никогда не смогу. Кузен Аарон меня узнал, у них есть снимки…, – Аарон, действительно, узнал Питера. Он пытался вытереть лицо от слюны, слыша хохот над головой. Кто-то разбил ему рот, кровь потекла по бороде, он почувствовал резкий запах мочи: «Господи, дай мне силы все вынести. Это только начало…».

Роксанна Горр не сводила глаз с Питера. Она вспомнила фотографии:

– Фашист, мерзавец. Бедная Юджиния, как у нее могло вырасти такое чудовище…, – Питер, медленно, будто нехотя, пошел в центр зала. Роксанна вздрогнула, сзади раздался отчаянный голос Габи:

– Тетя Ривка, герр Кроу здесь не случайно…, – Габи нельзя было рассказывать о Питере, однако девушка разозлилась:

– Это его родственники! Они должны знать, что герр Кроу выполняет задание, что он против нацизма. Иначе они никогда в жизни ему не простят…

Роксанна выслушала быстрый, задыхающийся шепот Габи. Она даже не спросила, откуда девушка все это знает. Актриса тряхнула темноволосой головой:

– Господи, бедный мальчик…, – Роксанну любили все режиссеры, у которых она снималась. Дива славилась тем, что понимала указания сразу, без лишних объяснений.

– Жаль, что я сама так и не встала по ту сторону камеры, – Роксанна, незаметно, спустилась в зал, – впрочем, у меня есть время. Чарли бы понравилась такая мизансцена, она в его стиле. Надо ему рассказать, когда я в Америку вернусь. Если вернусь, – поправила себя Роксанна. Она перегородила дорогу Питеру. Дива была его выше на голову.

Он поднял глаза:

– Это тетя Ривка, то есть Роксанна Горр. Она еще не уехала из Германии…, – Питер не успел отклонить голову.

– Будьте вы прокляты, – прогремел знаменитый, низкий, хрипловатый голос. Роксанна Горр, набрав полный рот слюны, плюнула в лицо Питеру. Кто-то из эсэсовцев схватил ее за руку. Роксанна, победно, улыбнулась:

– Немедленно отпустите меня! Я американская гражданка, сюда приедет посол США! – она вытащила из кармана жакета от Скиапарелли паспорт. Золотой орел заблестел под лампами, эсэсовцы расступились. Шелленберг увидел бриллианты, переливавшиеся на длинных пальцах женщины: